Оружие фантома - страница 7

Мальчик рассмеялся.

Он вдруг вспомнил: время сейчас слишком раннее, любой почтальон предпочтет повернуться на бок в своей постели, нежели встать в четыре часа утра. Откуда на крыльце могли взяться газеты? И как могут сейчас быть дома родители, если ближайшая электричка из города прибывает в шесть часов семнадцать минут?

Они не узнают, что мальчика не было дома всю ночь!

Он в книжке читал, что от любви теряют голову. Может, это любовь? Ведь они с девочкой настолько потеряли голову, что не смогли даже сообразить элементарного.

Мальчик рывком сдернул со своего крепкого, загорелого тела футболку и стал делать разминку перед домом. Спать он все равно уже не сможет. От мысли о том, что он сейчас сможет уснуть, он снова рассмеялся.

Еще минута, и он нырнул в подвал, откинув в сторону крышку тяжелого люка.

Боксерский мешок, не привыкший к тому, чтобы его дубасили в начале пятого утра, возмущенно заскрипел вбитой в потолок петлей. Это был уже не тот мальчик, что спустился сюда два года назад. Это был сильный, уверенный в себе и чуть нагловатый «по-подростковому» юноша. Разорванный мешок латался за это время три раза. А полгода назад срослись кости на носу того дегенерата, из-за которого мальчик от страха описался в штаны. Тогда это все видели. Мальчик нашел его в той старой школе. И это тоже все видели. А кто не видел, тому рассказали…

Ну, вот и все. Последний удар…

Мальчик вышел на улицу и с удивлением отметил, что за то время, пока он боксировал, на улице стало совсем светло. Он стоял на площадке перед домом и сматывал с рук эластичные бинты. В шесть часов в деревне напротив, через речку, включают громкоговоритель, и первые звуки гимна страны возвещают о том, что наступил новый день. Но радио молчало, значит, нет и шести.

Внезапно он услышал торопливые, неровные шаги. По тропинке кто-то двигался. Мальчик стал сматывать бинты медленнее, вглядываясь в заросли, прикрывающие дорожку.

По тропинке шел человек в сером плаще. Его раньше мальчик никогда не видел в городке, очевидно, это был чей-то гость, стремящийся уехать на той же электричке, на которой приезжают его родители. На шесть семнадцать.

Мальчик, зажав бинты в кулаке, сделал шаг к калитке и зацепил ногой металлическую лейку. Она, звякнув, упала на бок…

…человек резко обернулся…

…и облила ногу мальчика охладевшей за ночь водой.

Была всего секунда, но ее хватило мальчику, чтобы понять одну простую вещь. Он смотрел в глаза человеку, а тот бегал глазами по лицу мальчика.

Отец говорил на ринге, что уверенный в себе, спокойный человек всегда смотрит в глаза. А человек-трус и зверь отведет взгляд и даже при общении будет бегать глазами. Мальчик это знал и без отца. Два года назад он редко кому смотрел в глаза при разговоре. Он боялся рассердить такой наглостью более сильного духом или физически сверстника.

И сейчас мальчик знал: человек в мятом плаще боялся.

В деревне, что через речку, хрипло затрещав, заработал громкоговоритель. По радио звучал гимн страны…

Макарова разбудил гимн.

Он что, забыл вчера выключить настенное радио?

Александр чертыхнулся. Уже целый год дает себе клятву обрезать эту проклятую, никому не нужную дурацкую радиоточку! Слушать по радио, собираясь на работу, сколько надоили молока в том и в том районах и сколько хлеба собрано, было истинным самоистязанием. По местной радиоточке с шести утра передают итоги урожая, посева и рейтинг свинарок и скотоводов. Интересно, те, кто проводил сюда эту радиоточку, вправду были уверены в том, что жителям центра города, а в особенности Александру Макарову, начальнику отдела по раскрытию убийств областного ГУВД, будут интересны факты увеличения производства поросят от одной свиноматки?! Такие бездари и жующие чужой хлеб типы, как Макаров, знают, что килограмм свинины в городе стоит семьдесят рублей, а батон хлеба– шесть пятьдесят.

Покопались бы эти макаровы в землице, узнали, сколько на самом деле стоит батон хлеба.