Оса в паутине - страница 7

Потом он остервенело отмывался под ледяной водой. Уруки, в общем, зверушки не злые. Отвели камеру со всеми удобствами. Через нее даже ручеек подземный протекал. Журчал, правда, зараза так нудно, что любой другой на месте Зверя через пару дней рехнулся бы. Но Зверь — он не абы кто. У Зверя психика гибкая. Зверь и не такое выдерживал.

Когда терпеть холод не стало уже никакой возможности, он оделся, забрался на койку и свернулся клубком, закутавшись в колючее одеяло.

Вот так. Так почти хорошо. Вымылся. Зубы почистил. Честно говоря, очень хотелось выскоблить себя наждачкой — тело помнило.

Гадкие, гладкие, белые лапы. Скользят по коже. Теплые. Не деться никуда, никуда не деться. Пальцы не тронь, сука!

Птаха… проверим косточки на излом… птичьи косточки…

Страшно. Страшно чувствовать свою уязвимость. Тварь, мерзкая белесая тварь, подземная рыба, безглазая… Неба не видит. Лапы ее на коже, мерзкие, гладкие лапы, теплые…

Свернувшись под одеялом, Зверь уже не пытался унять дрожь. Это пройдет. Пройдет само. Со временем.

Царь примет выкуп. Завтра. Или через день. Господи, пусть это случится завтра! Потому что иначе она заявится снова. Она придет.

Зверь уткнулся лбом в колени и закрыл глаза.

Если она придет… если она придет завтра, она уже не сможет жить без него. Только бы выбраться отсюда, а уж там, под небом, эта тварь поймет, с кем связалась. Поймет. Ради этого, право же, стоило потерпеть.

— Он рехнулся, — печально подытожил Шаграт, — переживал много, вот и спятил.

— Чего переживал-то? — прогудел Мал, разливая водку. Покосился на бокал Зверя, с вызывающе безалкогольным апельсиновым соком…

— Но-но, — сказал Зверь и показал для убедительности кулак.

Мал выдал пренебрежительное «хы», но пронес бутылку мимо, плеснув водки Падре и Каркуну.

Зверь глянул на свой кулак. Глянул на Малову ладонь, в которой утонула литровая бутылка. Пожал плечами и забрал бокал со стола.

— Чего ты переживал-то, говорю? — повторил Мал, обвел всех взглядом: — Ну, выпьем за баб, что ли? Раз уж и Суслик сподобился.

— Переживал он от фатальной непрухи, — счел нужным объяснить Шаграт. Выпил водку. И понюхал заскорузлый кусок портянки, что таскал с собой на любую пьянку, то есть не расставался никогда, — а непруха у Суслика была с бабами. Вот Падра скажет, Падра у нас умный, от непрухи с бабами кто хочешь рехнется. А эта рыба на Суслика повелась, потому что у нее с мужиками непруха. На что хочешь спорю. На нее даже у меня не встанет. На нее только у Лонгвийца встать могло, потому что у Лонгвийца всегда стоит. На все. А Лонгвиец с ней развелся.

— Убедительно излагаешь, сыне, — кивнул Падре, похрустывая соленым огурчиком, — вот и встретились два одиночества. Суслик, покайся, неужели у тебя на нее стоит?

— Как скала, — Зверь оскалился поверх бокала.

— М-да, — вздохнул Мал.

Добрый Каркун сочувственно похлопал Зверя по плечу.

— Лечить его надо, — предложил Шаграт, — этой… урино… терапией, да! Говорят, от всего помогает. Я уже начал. Суслик, допивай быстрее. В этот бокал я чуть-чуть долил… отлил… тьфу! чуть-чуть, короче. Надо дозу увеличить.

Простодушный Мал подавился рыжиком и долго кашлял. А Падре гулко бил его кулаком по спине. И, кажется, несмотря на духовный сан, бил с удовольствием.

Обсуждению зверского душевного здоровья предшествовала душераздирающая сцена на летном поле. Его величество император Тевтский продемонстрировал остолбеневшим гвардейцам сверкающий золотом «болид», который выкрали-таки у уручьего царя. Выкрали не пилоты — пехотинцы. Бессменная и Бессмертная гвардия, не разлей вода враги всем, кто летает в небе или плавает в море.

Злорадно полюбовавшись своими пилотами, Эрик вызвал из строя господина легата и долго, проникновенно смотрел ему в лицо. Зверь мог поклясться, что взгляд этот нанес ему морального ущерба на сумму куда большую, чем та, что император отдал в качестве выкупа. Честное слово, он предпочел бы этому взгляду пару недель в обществе Айс. Но Айс не было поблизости, и пришлось целую минуту сверлить глазами пуговицу на груди императорской форменки. Пуговица была костяная. Гладкая. С чуть заметной щербинкой на краю. Зверь эту пуговицу запомнил прекрасно. Она снилась ему всю следующую ночь.