Осень ацтека - страница 12

— Куатль Алонсо, — сказал я, — меня зовут Тенамакстли. Я и мои родственники только что пришли издалека, чтобы впервые в жизни полюбоваться вашим великим городом Мехико. Мы никак не ожидали, что станем свидетелями столь необычного зрелища. И вот о чём я хотел бы тебя спросить. Дело в том, что, несмотря на твой превосходный перевод, мы, люди из захолустья, запутались в мудрёных словах, которые ты произносил. У законников принято говорить путанно, но не окажешь ли ты снисхождение и не растолкуешь ли мне в простых, понятных словах, в чём обвинили этого человека и почему его казнили?

Какое-то время нотариус смотрел на меня, а потом спросил:

— Ты не христианин?

— Нет, куатль Алонсо. Я слышал о кристанйотль, но не более того.

— Так вот, дона Хуана Дамаскино сочли виновным — я буду говорить совсем простыми словами, как ты просишь, — в том, что он притворился, будто принял христианскую веру, но сам всё это время оставался язычником. Он отказался признаться в этом, отказался отвергнуть свою старую религию и был приговорён к смерти.

— Я начинаю понимать. Спасибо тебе, куатль. Человек имеет выбор: стать христианином или быть убитым.

— Ну-ну. Не совсем так, Тенамакстли. Но если уж он стал христианином, он должен им оставаться.

— Или ваши судьи прикажут его сжечь.

— И это не совсем так, — сказал нотариус, нахмурившись. — Светские суды приговаривают за различные преступления к различным наказаниям. И если даже человека осудили на смерть, существуют различные способы лишения жизни. Расстрел, виселица, меч или топор палача, или...

— Или самый жестокий способ — сожжение, — закончил я за него.

— Опять же нет, — покачал головой нотариус. — Светские суды вообще не приговаривают людей к сожжению. Это делает лишь церковный суд, святая инквизиция, и лишь потому, что церковь не может позволить себе казнить виновных другим способом. Видишь ли, церкви положено наказывать колдунов, ведьм и еретиков, таких как покойный Хуан Дамаскино, но запрещено проливать кровь. Ну а сожжение, что очевидно, сожжение исключает кровопролитие. Поэтому, согласно каноническому праву, святая инквизиция может казнить людей огнём... и только огнём.

— Понятно, — сказал я. — Да, законы надо исполнять.

— Я рад заметить, — вставил нотариус, — что такие приговоры выносятся и приводятся в исполнение нечасто. Прошло полных три года с тех пор, как один marrano[3] был сожжён на этом самом месте за то, что сходным образом пренебрёг святой верой.

— Прошу прощения, куатль Алонсо, — промолвил я. — А кто такой маррано?

— Еврей. То есть человек, который был иудеем, но обратился в христианство. И Эрнандо Халеви де Леон казался искренним обращённым. Он даже ел свинину. Как новообращённый христианин, он получил доходную энкомьенду в Актопане, к северу отсюда. Ему даже отдали в жёны красавицу Исабель де Агиляр, христианку из чистокровной испанской семьи. Однако потом обнаружилось, что этот маррано запрещал своей супруге посещать мессу, когда у неё случались месячные. Очевидно, де Леон был ложным обращённым, продолжавшим тайно исповедовать прежнюю веру и совершать иудейские обряды.

Естественно, из всего этого я практически ничего не понял, а потому вернулся к более близкой мне теме:

— Мне показалось, куатль, что ты был не слишком рад видеть, как горит Хуан Дамаскино.

— Аййя, не впадай в заблуждение! — поспешно возразил испанец. — Согласно всем законам и правилам, установленным нашей Святой Церковью, покойный дон Дамаскино, несомненно, получил по заслугам. Я никоим образом не собираюсь подвергать сомнению мудрость и справедливость церковного суда. Просто... — Он опустил глаза, и его взгляд упал на пепел... — Просто за последнее время я успел привязаться к этому старику. А сейчас, куатль Тенамакстли, извини. Мне пора возвращаться к своим обязанностям. Но если судьба опять приведёт тебя в город, я буду рад встретиться с тобой снова.

Проследив за его обращённым к пеплу взглядом, я увидел рядом с металлической цепью и столбом ещё один уцелевший в пламени предмет. Тот самый блестящий кулон или медальон, который, как я приметил ранее, приговорённый к страшной казни носил на шее.