Осень ацтека - страница 7

— Мои разведчики, — сказал Кевари, тлатокапили деревни Йакореке, — доложили, что за выжившими пипилтин двора Теночтитлана и за наследниками тех знатных людей, которые погибли во время войны, сохранили их привилегии и родовые владения. Завоеватели отнеслись к ним весьма снисходительно.

— Однако, за исключением тех немногих, которые всё ещё считаются благородными, или знатью, — добавил Текиуапиль, вождь Текуэксе, — пипилтин, как таковых, больше не существует. Точно так же, как и свободных простолюдинов масехуалтин или даже рабов тлакотлин. Все наши люди теперь считаются равными. И все делают то, что укажут им белые. Так донесли мои разведчики.

— Из моих разведчиков вернулся только один, — сказал Тототль, глава Тепица. — Он сообщил, что восстановление города Мехико уже почти завершено, за исключением некоторых, самых величественных зданий, которые ещё достраиваются. Разумеется, храмов старых богов там нет и в помине, но рынки, по его словам, многолюдны, и торговля ведётся оживлённо. Как раз по этой причине ещё двое моих посланцев, супружеская чета Нецтлин и Ситлали, решили остаться в Мехико и попытать там счастья.

— Ничуть этому не удивляюсь, — проворчал мой дядя Миксцин, перед которым и отчитывались остальные вожди. — Чего ждать от неотёсанных деревенских жителей, сроду не видавших настоящего города. Если они и отзываются о новых правителях благожелательно, то лишь потому, что слишком невежественны, чтобы делать сравнения.

— Аййя! — проблеял Кевари. — Может и так, но наши люди, при всём их невежестве, по крайней мере предприняли попытку выяснить, что к чему, тогда как ты и твои хвалёные ацтеки предпочитаете сидеть сиднями.

— Кевари прав, — поддержал его Текиуапиль. — Ведь мы же договорились, что все вожди должны собраться вместе, хорошенько обсудить то, что удалось узнать, и решить, как нам действовать дальше в отношении этих завоевателей-кастильтеков. А ты, Миксцин, только и делаешь, что насмехаешься.

— Да, — вставил Тототль, — если ты, благородный Миксцин, с таким пренебрежением отмахиваешься от искренних попыток наших неотёсанных деревенских жителей раздобыть полезные сведения, то почему бы тебе не послать к белым людям кого-нибудь из своих образованных и благовоспитанных ацтеков? Или, ещё лучше, кого-либо из прижившихся у тебя в городе мешикатль? Уж им-то, наверное, есть с чем сравнивать. Ну а мы повременим с принятием любых решений до их возвращения.

Мой дядя глубоко задумался, а потом сказал:

— Нет, мы сделаем иначе. Как и те мешикатль, которые ныне живут среди нас, я тоже, пусть и всего только один раз, видел город Теночтитлан в пору его величия и славы. Я отравлюсь сам.

Он повернулся ко мне и добавил:

— Тенамакстли, собирайся в путь и скажи матери, чтобы она тоже готовилась в дорогу. Вы с ней будете сопровождать меня.

Такова была последовательность событий, приведших нас в Мехико, где мне (хотя дядя согласился на это с неохотой) предстояло остаться на некоторое время и выучиться многим вещам, включая умение изъясняться по-испански. Правда, читать и писать на вашем языке я так и не выучился, а потому, mi querida muchacha, mi inteligente у bellisima у adorada Verónica[1], я сейчас диктую эти воспоминания тебе. Я делаю это для того, чтобы ты могла сохранить каждое слово для наших потомков и для потомков наших потомков, в надежде, что когда-нибудь они всё это прочтут.

Так вот, длинная цепочка описанных выше событий привела к тому, что мой дядя, моя мать и я сам прибыли в город Мехико в тот самый памятный день месяца панкуэтцалицтли года Тринадцатого Тростника, или, по испанскому счёту, октября Aho de Christo[2] одна тысяча пятьсот тридцать первого, когда (наверное, каждый, кроме проказливых и капризных богов, счёл бы это совпадением) и был сожжён старик по имени Хуан Дамаскино.

То, как он горел, до сих пор стоит у меня перед глазами.

На время его отсутствия Миксцин поручил управлять Ацтланом своей дочери Амейатль и её супругу Каури, назначив им в советники моего прадеда Канаутли (которому к тому времени было почти две вязанки лет, но который, очевидно, вознамерился жить вечно). Потом, без особого шума и пышных проводов, Миксцин, Куикани и я отбыли из города, направившись на юг.