Осень бедствий - страница 49
Ага, щас!
Ладно еще, когда она была студенткой - подрабатывала, подписи собирала на выборы! Так там платили! А все остальное, господа, не к ней!
В Звенигороде людей, прошедших перестройку, гласность и демократию попросту не было. Так что народ ломанулся на улицы. Требовать свободы.
Под это дело жом Пламенный начал брать под свою руку полки.
А Петера с семьей повезли за границу.
Как Анна поняла, Петер просил только об одном - уехать. И жить за границей, как обычный человек, с семьей. Никогда не претендуя на трон Русины.
Ага, кто ж ему поверит?
А куда хотел уехать Петер?
К кузине Элоизе... та-ак? Это у нас что за зверушка? И нельзя ли туда Нини или Гошку?
Яна покопалась в воспоминаниях реципиента. И скрипнула сквозь сон зубами.
Нет, нельзя. Никак нельзя.
Кузина Элоиза была правительницей островной страны с красивым названием Лионесс. А еще она была двоюродной теткой Аделины Шеллес-Альденской, отсюда и кузина. В паутину сложных родственных связей Яна даже не полезла, ну их к черту! Она весь год потратит, только чтобы в этом разобраться!
Петер вел с ней переговоры о переезде, перевел туда приличные средства, в банки, посол Лионесса, тор Дрейл, Слейд Дрейл, был согласен на переезд, обещал корабль, уверял, что ее величество готова предоставить эскорт и замок для проживания...
Но - потом передал письмо от кузины.
Анна не знала, что именно в нем написано. Так, догадалась.
Простите, дорогой кузен, я бы рада, но парламент не одобряет, да и народишко взбунтоваться может. К чему им такие плохие примеры?
Петер быстренько передумал на тему Лионесса и собрался в Ламермур. Направление то же, только до Лионесса плыть, а до Ламермура - дольше ехать.
Не доехали.
Императорский поезд перехватили, объяснили все поломкой путей - и отправили их в Зараево. Где и продержали, кормя «завтраками» почти два месяца. С печальным, но предсказуемым результатом.
Что в это время происходило в столице?
В стране?
В мире?
Анна - НЕ ЗНАЛА!!!
Мало того, ее это просто не волновало. Ее волновал только сын. Она несколько раз написала Ирине Ивановне, ответа не получила, но умоляла ту узнать, куда отправится императорская семья, и тоже уезжать. И побыстрее...
Но что-то Яна сейчас сомневалась, что Анну послушают.
Человек - такая зараза...всегда надеется на лучшее. Говорят, в газовые камеры люди шли - и то надеялись, что пронесет. Скорее всего, неведомая ей Ирина Ивановна будет сидеть на попе ровно и молиться, чтобы все обошлось. У нее тут родители, брат, еще по мужу родня, так куда бежать?
Зачем?
Император уезжает - так это его проблема! И Анны. Бери да оставайся, кто ж тебе мешает?
А где у нас Ирина Ивановна?
В Звенигороде она. В Звенигороде-колокольном....
То есть нравится, не нравится, а до столицы ей добираться надо. С этой мыслью Яна и проснулась.
Слейд Дрейл на данный момент был занят. Он разговаривал с молодым мужчиной, при виде которого Яна бы восхищенно выдохнула: «Какая встреча, это вы, поручик!».[9]
Копия. Такая же кудрявая, усатая, только если киношный был положительным героем, то этот, похоже, отрицательным.
- Тор Дрейл, вы понимаете, что от меня требуете?
- Да, жом. Вполне понимаю. Вы должны добраться туда, куда освобожденцы поместили императорскую семью, забрать одну из великих княжон - и уехать в Лионесс.
- Это невозможно.
- Я знаю, для вас нет невозможного.
- Хорошо. Это очень, очень дорого.
- Полагаю, казна Лионесса выдержит и ваши цены, и ваши расходы, - пожал плечами тор Дрейл.
Он подозревал, что половину расходов ему придется оплачивать из собственного кармана, но... стоило вспомнить тора Вэлрайо, его ледяные, гадючьи глаза...
Когда-то давно, еще малышом, тор Дрейл наткнулся на гадюку. Несколько секунд змея смотрела на мальчишку, словно размышляя, укусить - или нет, потом развернулась и уползла. Но то ощущение тор Дрейл запомнил на всю жизнь.
Противное такое... словно кишки морозом сводит.
Вот, тор Вэлрайо вызывал у него такое же чувство...
Жом Алоиз Зарайский, аферист, альфонс и вор, был лучшей альтернативой. Этакий русинскиий вариант Остапа Бендера, он давно был на заметке у лионессцев. Нет отбросов, есть кадры. А данный кадр вызывал у женщин совершенно необъяснимую симпатию.