Осень без любви - страница 6

стр.

Ее по-прежнему любили и уважали в поселке. Никто из соплеменников не допытывался об отце дочери, не попрекал и не хулил. Ее даже не корили тем, что она отвергла любовь сына учителя, который приезжал в поселок и вновь просил ее руки. «Я люблю тебя одну и если ты не станешь моей женой, то у меня никогда не будет жены», — сказал ей сын учителя, и о его словах знали все в поселке.

Соплеменники верили в искренность и чистоту ее чувств к тому, кого они никогда не видели, — к отцу ее ребенка. «Если она так поступает, значит, так нужно, значит, она иначе не может поступить», — рассуждали они. К ее дочери, как, впрочем, ко всем детям, люди относились с особой теплотой. Ребенок был представителем их маленького народа, был равноправным членом их большой дружной семьи, и поэтому каждый взрослый человек в поселке считал своим долгом помогать воспитывать его.

Все эти годы она ждала вестей от любимого человека. Первое время она успокаивала себя тем, что он сам еще не устроился и потому не пишет, но потом поняла, что не нужна ему. Позже узнала, что он уехал куда-то из областного города. След его затерялся, как теряется след зверя и бескрайних снегах тундры.

Три года она прожила в родном поселке. Она учила ребят в маленькой поселковой школе и училась сама. Настольной книгой были стихи Пушкина, она училась по ним думать и понимать жизнь.

Позже, когда один корреспондент попросит ее назвать имя учителя-поэта, она назовет Пушкина.

Жизнь в поселке была разнообразной и интересной. Она не ограничивалась работой в школе. Каждое большое или маленькое дело на селе не проходило без ее участия.

Летом она помогала женщинам разделывать добытых мужчинами в море моржей и китов, работала с учениками на рыбалке, заготавливала рыб на зиму; осенью участвовала в забое оленей; зимой помогала шить меховую одежду. Вечерами в ее дом приходили старики и старухи, рассказывали легенды, поверья, сказания. Она много читала и теперь много писала. В стихах она воспевала родную природу, осмысливала свою жизнь и жизнь людей через историю своего маленького народа. Стихи ее были самобытны, неповторимы, они раскрывали мир ее души и мир души людей ее племени. Осмысливая опыт великой русской поэзии, она создавала поэзию своего маленького народа.

Изредка ее стихи появлялись в районной газете. Она сама переводила их на русский язык. Переводы были несовершенны, но стихи поражали искренностью и самобытностью.

Иногда ее одолевали сомнения. Сидя на берегу моря, под рокот волн и крики птиц она думала о своей жизни, о своих стихах. Она знала, с каким вниманием и любовью соплеменники относятся к ее стихам, они гордились тем, что и на их родном языке теперь пишутся стихи. Нужна ли ее поэзия другим народам, нужно ли им то, что она рассказывает в стихах о своем маленьком народе?

Сомнения, сомнения, как горьки вы и необходимы для человека!

За советом она всегда обращалась к бабушке, и та, успокаивая ее, говорила, что любой труд нужен людям, а песни, рождаемые сердцем, нужны людям вдвойне.

Это случилось зимой, в третью зиму, прожитую ею в родном поселке. Однажды после долгой пурги почтальон принес в школу письмо.

— Это важное письмо, — сказал он. — Из самой Москвы.

С волнением она разорвала конверт и в прочитанное долго не могла поверить. В письме говорилось о том, что Союз писателей давно внимательно следит за ее творчеством, что летом в Москве будет проходить семинар молодых поэтов, что она приглашается на этот семинар и для полного знакомства с ее поэзией Союз писателей просит прислать новые стихи. Это была великая минута в ее жизни. «Значит, обо мне знают в самой Москве», — подумала она. В эту минуту она поверила в себя, в эту минуту она сама себя впервые назвала поэтессой, — гордым и великим словом, в эту минуту она поняла, какая огромная ответственность лежит на ее плечах.

На московском семинаре о ней будут много говорить, ее стихи напечатают в крупных журналах, самое лучшее издательство страны издаст ее первую книгу, стихи ее переведут за границей, — к ней придет известность.

Это будет потом, а пока, уронив голову на грудь старика почтальона, она плакала от радости.