Осень в Пекине - страница 20

стр.

— Это уж разбирайтесь сами, — сказал Членоед. — Я пойду делать обход. А там, глядишь, и Постыдный проснется.

Практикант разжал руки, и Анн сполз на пол.

— Можно, конечно, положить его на место стула… — предложил практикант.

Стул испустил целую серию трескучих смешков.

— Оставьте стул в покое, — сказал Членоед. — Попробуйте только его обидеть. Я вас!..

— Хорошо, — согласился практикант. — Пусть остается.

— Решайте сами, дело ваше.

Профессор поправил халат и вышел из палаты мягкой кошачьей походкой. Он исчез в лабиринте вымытых до блеска больничных коридоров.

Оставшись в одиночестве, практикант медленно подошел к стулу и смерил его предельно злобным взглядом. От усталости у него все время слипались глаза. Вошла медсестра.

— Вы давали ему судно? — спросил практикант.

— Да, — сказала медсестра.

— И что?

— А то, что у него древесные глисты. Он один раз сам встал с кровати, иноходью пошел. Смотреть противно. Я так перепугалась!

— Я осмотрю его, — произнес практикант. — Дайте мне чистую простынку.

— Вот, пожалуйста, — сказала медсестра.

У него даже не хватило сил засунуть ей руку между ног, хотя она привычным движением и распахнула полы халата. Она обиженно протянула ему простыню и вышла, размахивая эмалированной посудиной. Практикант присел на край кровати, где лежал стул, и отдернул одеяло. Он старался не дышать, поскольку стул захрустел с еще большей силой.

8

Когда Членоед вернулся после обхода, практикант спал у постели Корнелия Постыдного, улегшись поперек Анна. Профессор тут же отметил про себя, что на соседней кровати творится что-то неладное, и сразу же понял, что все дело в стуле. Стул в стиле Людовика XV постарел эдак лет на двадцать: ножки его окоченели, он лежал холодный и неподвижный и уже в стиле Людовика XVI. Выпрямленные контуры его спинки свидетельствовали о тяжести предсмертной агонии. Профессор отметил синевато-беловатый оттенок его поверхности и, повернувшись, изо всех сил дал практиканту ногой по голове, однако тот даже не пошевельнулся. Он храпел. Профессор опустился рядом с ним на колени и начал его трясти:

— Вы что, спите?! Что вы наделали?

Практикант закопошился и приоткрыл волокнистый глаз.

— Что с вами? — настаивал Членоед.

— Укол себе сделал… — пробормотал практикант, — отрубина. Спать очень хотелось. — И, испустив замогильный храп, он снова закрыл глаза.

Членоед начал трясти его с еще большим остервенением:

— А со стулом что?

По лицу практиканта пополз замедленный смешок.

— Стрихнин…

— Мерзавец!.. — воскликнул Членоед. — Остается только поставить его на ноги и заспиртовать.

Он встал; чувствовал он себя обиженным. Практикант спал сном праведника, как, впрочем, и Корнелий, и Анн. Членоед зевнул. Он осторожно снял стул с кровати и поставил его на пол. Стул испустил последний хруст, нежный и отрешенный, после чего Членоед благополучно опустил на него свой зад. Голова его падала то вправо, то влево, и как раз в тот момент, когда ему удалось наконец закрепить ее в удобном положении, раздался стук в дверь. Но профессор ничего не слышал. Анжель постучал еще раз и вошел в палату.

Членоед уставился на него остекленевшим, ничего не выражающим взором.

— Он никогда не будет летать, — пробормотал он.

— Что вы сказали? — вежливо переспросил Анжель.

Профессор с трудом отходил ото сна. Многотонным усилием воли ему удалось-таки в конце концов исторгнуть из себя несколько слов:

— В этой стране 903-й «пинг» никогда летать не сможет. Честное слово Членоеда!.. Здесь слишком много деревьев.

— А что, если вам поехать с нами? — предложил Анжель.

— С кем — с нами?

— С Анном, со мной и с Бирюзой.

— А куда?

— В Экзопотамию.

Морфей наконец разжал свои объятия и отпустил голову Членоеда. На прощание он даже запустил ему камешком в темечко. Членоед совсем проснулся.

— Черт возьми! Да ведь там пустыня!..

— Да, — сказал Анжель.

— Это как раз то, что мне нужно.

— Значит, вы согласны?

— В каком смысле? — Профессор явным образом перестал понимать, о чем идет речь.

— Как? Разве господин Постыдный ничего вам не предлагал?

— Господин Постыдный мне осточертел, — заявил Членоед. — Неделю назад я распорядился колоть ему отрубин, чтобы он ко мне не приставал.