Осенние мухи. Дело Курилова - страница 7

— Где ты достаешь еду? — спросил он.

— Я старуха, много ли мне нужно… Картошка всегда есть, хлеб, когда повезет, достаю в соседней деревне… Не голодаю.

Она опустилась на колени и принялась кормить Юрия, как больного ребенка.

— Может… ты теперь уйдешь?

Он нахмурился и ничего не ответил.

— Доберешься до дома моего племянника, — продолжила Татьяна Ивановна, — он тебе худого не сделает, а если заплатишь, найдет лошадей и отправит в Одессу. Далёко ли дотуда?

— Три, четыре дня пути по железной дороге — в обычное время… Сейчас — один Бог ведает…

— Что поделаешь? Господь тебя не оставит. Найдешь родителей, передашь им вот это… — Татьяна Ивановна кивнула на подол своей юбки. — Твоя матушка перед отъездом отдала мне бриллиантовое ожерелье, велела сберечь камни, вот я их сюда и зашила. Когда красные взяли Темную, барин с барыней уехали, не дожидаясь утра, знали, что за ними придут. С собой ничего взять не успели… Как они там живут, ума не приложу…

— Плохо живут, можешь быть уверена. — Юрий устало пожал плечами. — Ладно, завтра решим, что делать. Но не тешь себя напрасными надеждами, везде сейчас одна и та же смута, а здешние крестьяне меня знают, я их никогда не обижал…

— Поди разбери, что эти поганые псы замышляют… — сердито пробурчала в ответ Татьяна Ивановна.

— Завтра, завтра, — повторил Юрий, закрывая глаза, — мы все решим завтра. Господи, как же здесь хорошо…

День прошел спокойно. Наступивший вечер был тих и ясен. Юрий обошел пруд: по осени росшие вокруг него кусты облетели, засыпав сухими листьями гладь воды. Зимой пруд замерз, и весной, когда растаял лед, опавшая листва осталась плавать на поверхности. Сирень мелким дождем осыпалась в черную, блестевшую в лунном свете воду.

Юрий вернулся в дом, поднялся в детскую. Татьяна Ивановна накрыла ему стол перед распахнутым окном. Юрий узнал одну из тонких скатерок (их стелили, если кто-нибудь из детей заболевал и ел в постели), вилку и нож из позолоченного серебра, потускневший серебряный стаканчик.

— Поешь и выпей, мой мальчик, я принесла из погреба бутылку вина. В детстве ты любил печеную картошку.

— Успел разлюбить, — рассмеялся он, — но все равно спасибо.

На улице стемнело, и Юрий поставил на угол стола зажженную свечу.

— Почему ты не уехала с родителями, нянюшка?

— Кто-то должен был остаться и следить за домом.

— Зачем, для кого? — В голосе Юрия прозвучала печальная ирония.

Они помолчали, и он снова спросил:

— Ты бы хотела присоединиться к ним?

— Позовут — поеду, уж как-нибудь доберусь. Благодарение Господу, пустой дурой я никогда не была… Но что будет с домом?..

Она вдруг замолчала и приложила палец к губам. Внизу кто-то барабанил в дверь. Они вскочили.

— Прячься, прячься скорее, ради всего святого, Юрочка!

Он подошел к окну и незаметно выглянул на улицу. Луна уже взошла, и Юрий узнал стоявшего в аллее парня.

— Юрий Николаевич! Это я, Игнат, отворите!

Игнат был кучером, он вырос в доме Кариных,

Юрий часто играл с ним в детстве… Именно он летними ночами наяривал в парке на гармошке и распевал веселые песни… «Если и он желает мне зла подумал Юрий, — пусть все идет к черту, и я в том числе!» Он высунулся из окна и крикнул:

— Поднимайся, старина…

— Не могу, дверь не поддается.

— Иди открой, няня, он один.

— Что ты наделал, несчастный? — прошептала Татьяна Ивановна.

— Будь, что будет… — устало отмахнулся Юрий. — Все равно он меня видел… Впусти его…

Старуха не тронулась с места, и Юрий сам пошел к двери. Опомнившаяся Татьяна Ивановна остановила его:

— Вернись. Барину не пристало открывать дверь кучеру. Я пойду.

Юрий пожал плечами и сел. Когда Татьяна Ивановна вернулась с Игнатом, он поднялся им навстречу.

— Рад тебя видеть, Игнат.

— Да и я доволен, — улыбнулся в ответ румяный широколицый парень.

— Надеюсь, ты не голодал?

— Бог миловал, барин.

— Все еще играешь на гармошке?

— Случается…

— Буду рад послушать… Я тут еще побуду…

Игнат не ответил, только улыбнулся еще шире, скаля крупные сверкающие зубы.

— Выпьешь? Дай стакан, Татьяна.

Она нехотя подчинилась. Игнат поднял стакан:

— За ваше здоровье, Юрий Николаевич.

Он выпил, и в комнате повисла напряженная тишина.