Осенний лист, или Зачем бомжу деньги - страница 12
– А ты пакеты за границей купи, дешевле будет, – предложил Сидоров, – а грибы, пока холодно, можно на улице морозить.
– Ты так считаешь? – изумился Шульман и попробовал сфокусировать нетрезвый взгляд на переносице Сидорова. – Надо об этом подумать, – и вдруг заявил, ни к селу, ни к городу: – а Катька красивая!
– Да?.. Не обратил внимания, – сказал Сидоров, – ложись-ка спать, дорогой товарищ.
– Очень красивая, – повторил Саша и моментально уснул, едва его каракулевая шевелюра коснулась диванного валика.
Сидоров вернулся в гостиную. Веселье было в самом разгаре. Шампанское уже почти никто не пил, в основном водку. Мария Марковна, Сашина домработница, пока Сидоров укладывал его спать, подала горячее – гору запечённых окорочков. Правда, от той горы уже ничего не осталось, блюдо стояло пустым посредине стола, только бесформенная лужица коричневатого жира на дне да жалкие ошмётки куриного мяса и кожицы. Однако в тарелке Сидорова лежала его законная порция. Это Катерина за ним поухаживала.
Сидоров улыбнулся:
– Спасибо за заботу. Шампанского?
– У меня полный фужер.
Он сел на своё место, налил водки и только хотел поднести рюмку ко рту, как почувствовал на себе взгляд соседки. Сидоров медленно повернул голову в её сторону, и… трах-тебедох! Он словно выпал из реальности. Мир вокруг него исчез и переместился в некое иное измерение. Или он сам улетел в это самое измерение. Сидоров увидел глаза Катерины. Он и раньше знал, что они большие и чёрные, но сейчас Сидоров словно впервые увидел их красоту. Эти глазищи смотрели на него как-то по-особому. Непонятно, как. Не объяснить простыми словами и понятиями.
«Катька красивая» – вспомнились слова Саши Шульмана.
Нетронутую рюмку он поставил на стол. Катерина загадочно улыбнулась.
– Давайте уйдём отсюда, – предложил Сидоров; он вдруг понял, что не хочет водки.
И закуски не хочет, окорочка этого стероидного. И общаться ни с кем, кроме Катерины, не желает. Бред. Наваждение. Гипноз…
– Давайте, – снова улыбнулась Катерина, и вдруг сказала: – Вы мне сразу понравились, Алексей. Мне даже кажется, что у меня к вам чувство возникло. А у вас?
Вот так, сразу! Но Сидоров не был огорошен словами Катерины, ему понравилась её прямота.
– Мне тоже так кажется…
Если бы они были в состоянии заметить реакцию сидящих за столом людей, они бы увидели, что все смотрят именно на них, а кое-кто даже жевать перестал. Но Сидоров с Катериной ничего не замечали вокруг, они одновременно встали и направились к выходу.
– Вы что, уже уходите? – спросил кто-то из присутствующих, но вопроса они не услышали.
Едва оказались за дверью, Сидоров привлёк к себе Катерину. Мелькнула дурацкая мысль: как же они будут целоваться – он, почти двухметрового роста и она, каротелька, метр с кепкой? Придётся ему колени подгибать, а ей на носках тянуться. Но всё получилось само собой.
Поцелуй их был долгим и таким удивительно вкусным, что Сидорову захотелось целоваться с Катериной снова и снова.
– Куда ты меня повезёшь? – спросила Катерина, едва он оторвался от её губ, – К себе?
– У меня бардак, – растерялся он.
– В каком смысле?
– В смысле – не прибрано…
– Ну, и что?
– Неудобно вести даму в квартиру, где царит беспорядок.
– Это ничего, мы не на экскурсию едем. Но кровать-то у тебя есть?
– Диван, но он раскладывается.
– Диван?.. Серьёзные дела на диване не делаются. А у нас, судя по твоей нервной дрожи, всё по-взрослому будет. Ладно, – решила она, – ко мне поедем. Правда…
– Родители?
Катерина усмехнулась:
– Я женщина самостоятельная. Живу одна.
– Так, в чём дело? Поехали.
– Ну, поехали.
С четвёртого этажа они спускались минут десять, потом ловили такси, потом долго ехали по названному Катериной водителю адресу, целуясь на заднем сидении потрёпанной «Волги», не в силах дождаться момента, когда окажутся в спальне. Водитель гайморитно сопел и судорожно дёргал машину, переключая скорости. А Сидоров распалился до того, что чуть было всё не произошло прямо там, в такси. Если бы не Катерина, которая тоже была возбуждена, но не до такой степени безумства, как Сидоров, и, мягко перекладывая его ищущую руку со своей груди или колена на менее интимные места, застёгивала пуговицы весеннего кожаного плаща, только что расстёгнутые им.