Ошибки всех 2: Грехи Голливуда - страница 8

– Что ты тут делала? Меган!

– Митч! Давай спокойно поговорим. – ответил я, подняв в мирном виде ладони.

– Не смей меня так называть!

Мой взгляд с его кастета, не сползал ни на секунду. Он был на эмоциях, несдержанный. Я не хотел его провоцировать и молчал пару секунд.

Митчелл тяжело дышал.

Я понимал, что если словесно не буду себя защищать, то он надумает что-то похуже.

– Друг! Она пришла просто поговорить. Пожалуйста, успокойся. А ты что молчишь, Меган? Скажи, как есть!

Мой взгляд соскочил на неё. Норвуд воспользовался моментом и произвёл удар в сторону моего лица. Я увернулся и отпрыгнул в сторону.

– Помни о дыхании! Сын! Удар! Раз, два – увернулся! Удар! Раз, два – увернулся!

Полицейский участок. Центральный район Лос-Анджелеса. 2010 год.

Я помню те дни, когда после школы, приходил к отцу на работу. В вечернее время, после пяти был свободен спортивный зал, который находился возле тира.

Тренировки отца были долгие и жёсткие: сбор оружия, разбор, зарядка магазинов, стрельба, стрельба с двух рук, стойка во время стрельбы, бокс, боевая стойка, захват цели.

Руки постоянно болели от отдачи, а в ушах звенело, но я постепенно привыкал. А в молодом возрасте – ещё легче.

– При задержании преступника, самое сложное не разбить ему лицо.

– Почему, пап?

– Понимаешь, сынок! Закон – очень странная вещь. Даже у ублюдка, который убьёт пятнадцать человек, есть почему-то права. И если ты, например – задержал нарушителя, но он избитый, то будут злобно смотреть на тебя, а не на него.

– Дерьмо.

– Так, а ну не выражайся! Тренируйся давай, может станешь хорошим парнем, а не оболтусом.

– Пап, я хочу стать полицейским! – ответил я, приложив два пальца к правому виску.

– Поверь, сынок! Тебе это не нужно. Теперь на боевую позицию!

Тогда я не понимал слова отца – теперь понимаю их досконально. В полиции больше преступников, чем за решёткой. Просто я ещё был тогда школьником, понятий среди заключённых не понимал, среди полицейского коллектива тоже, но знаю, что они ещё тупее, чем у заключённых.

Я не был заключённым, но был задержан пару раз. Это было, когда я наделал ошибок в сознательном возрасте. Был в небольшой команде «ночных художников». Мы занимались вандализмом. После развода родителей, я просто наплевал на всё. Начал общаться со всякими отбросами. Из-за которых я собственно и был задержанным часто.

Тренировки отца очень помогли мне в жизни, теперь я могу обезопасить близких, если кто-то будет мне угрожать, а у меня уже стандартная армейская подготовка.

– Не задирай нос! Я могу научить тебя, но в жизни всегда найдётся кто-то сильнее тебя! Об этом тоже забывать нельзя!

– Да, знаю отец. В школе били часто!

– Сынок, я домой вернусь поздно, так что скажи маме чтобы не волновалась.

– Хорошо.

После тренировки, когда я выходил, то услышал разговор двух полицейских у главного входа. Они обсуждали моего отца. Первый был с неухоженной бородой и толстый, а второй афроамериканец с очень ухоженными усами и высоким ростом.

– Что там с Глазурью? Дело «Беккера» продвинулось?

– Нет. Дело перевили сюда из Майами. Лос-Анджелес – город большой. Всё серьёзно!

– Глазурь ни черта не найдёт! Он неудачник!

– Зря ты так на него. Рей – нормальный тип.

Я только потом узнал, почему отца называли «глазурь». Эта нелепая кличка досталась ему в первый день службы, когда тот сказал, что не любит пончики или сладкое. Если копнуть глубже, то это очень опускаемая кличка. Местные парни с тёмным цветом кожи из другого района, дали эту кличку моему отцу. Они-то перевились, а кличку забрать забыли.

Мой отец – очень добрый человек, но добрым людям очень сложно в полиции. Будешь овечкой с глупыми кличками или психанёшь и станешь оборотнем, как многие. Отец не для этого шёл в полицию изначально, он просто хотел поступать правильно.

– Эй! Что вы там обсуждаете?! – крикнул я.

– Ты кто такой? Шкет!

– Это сын Глазури!

– Перестаньте так называть моего отца!

– Парнишка. Лучше беги отсюда, иначе не посмотрю, что ты ещё школьник! – угрожающе ответил толстяк.

Что я мог им тогда сделать? Ничего. Два здоровых бугая, которым уже за тридцать против школьника, которому около пятнадцати лет.