Ошимское колесо - страница 13
Важно было то, что никто из них не выглядел раненым смертельно. Пески ошеломляюще пусты: Мёртвый Король, быть может, и обратил на меня свой взор, но без трупов он представлял собой не большую угрозу.
Я слышал, как несколько раз упоминалось моё имя, когда сёстры тихими голосами за моей спиной обсуждали бедствие. Тарелль делилась своей историей о моей отваге перед обезумевшими верблюдами, а Лила напоминала сёстрам, что моё предупреждение спасло их всех. Если бы я не торчал снаружи, замотанный в халат кочевника, который вонял верблюдами, и от которого мои солнечные ожоги жутко чесались, то я, наверное, был бы весьма доволен собой.
Шейх вместе со своими сыновьями и стражей ушёл куда-то в дюны, ловить свой драгоценный груз и животных, на которых тот был навьючен. Я представить себе не мог, как они смогут выследить ночью верблюдов, или как они смогут найти путь обратно с ними или без них, но это определённо была проблема шейха, а не моя.
Я стоял, наклонившись против ветра и щурясь от мелкого песка, который ветер швырял в меня. За весь день путешествия дул лёгкий бриз с востока, но сейчас ветер повернул в сторону взрыва, словно отвечая на вызов, и усилился так, что вот-вот мог легко превратиться в песчаную бурю. Огонь на юге исчез, оставив лишь темноту и вопросы.
Спустя полчаса я устал стоять на страже и решил вместо этого посидеть на страже, умяв песок, чтобы сделать его немного удобнее для моей отбитой задницы. Я наблюдал, как самые здоровые слуги шейха достают уцелевшие дополнительные шатры и устанавливают их в меру своих сил. И слушал дочерей, покручивая обломок шатрового шеста, который подобрал в качестве меча. Я даже принялся напевать: потребуется нечто большее, чем взрыв Солнца Зодчих, чтобы сбросить лоск с первой ночи человека в мире живых после всего времени в Аду, которое казалось мне вечностью. Я пропел уже два куплета "Атаки Железного Копья", когда необъяснимая тишина заставила меня выпрямиться и оглядеться. Вглядываясь в мрак, я сумел рассмотреть ближайшего человека, который неподвижно стоял возле наполовину установленного шатра. Я раздумывал, почему они прекратили работать? Но главный вопрос пришёл мне в голову чуть позже. Почему я едва вижу их? Стало темнее – намного темнее – и всё буквально за несколько минут. Я посмотрел вверх. Ни звёзд. Ни луны. Что означало облака. А такого просто не случалось в Саха́ре. По крайней мере за то время, что я провёл в Хамаде.
Первая капля дождя попала мне точно промеж глаз. Вторая попала в правый глаз. Третья попала в горло, когда я собирался выразить недовольство. За десять ударов сердца три капли превратились в потоп, заставив меня попятиться в шатёр в поисках укрытия. Изящные руки обхватили меня за плечи и втянули за полог.
– Дождь! – сказала Тарелль. Её лицо скрывалось в тени, а свет единственной лампы падал на изгиб ключицы, лоб и линию носа.
– Как здесь может идти дождь? – Мина, испуганная, но взволнованная.
– Я… – Я не знал. – Должно быть, это из-за Солнца Зодчих. – Может ли огонь создать дождь? Такой большой огонь может изменить погоду… определённо языки пламени поднялись так высоко, что лизали саму крышу неба.
– Я слышала, что после Дня Тысячи Солнц сто лет длилась зима. Зима севера, где вода обращается в камень и хлопьями падает с неба, – сказала Данелль, положив голову мне на плечо. От её глубокого голоса по моей спине побежали мурашки.
– Я боюсь. – Лила прижалась ближе, когда дождь заколотил по крыше тента над нами. Я сомневался, что нам удастся долго оставаться сухими: шатры в Либе предназначены для защиты от солнца и ветра, и им редко приходится защищать от влаги.
Невероятно близко грянул раскат грома, и принц Ял оказался начинкой сэндвича из четырёх девушек. Грохот на миг парализовал меня от ужаса, и в ушах зазвенело, поэтому понадобилось некоторое время, чтобы оценить моё положение. С такого расстояния даже тридцать шесть ярдов тоб не могли скрыть очарование сестёр. Впрочем, чуть позже всплыл новый страх, который отогнал все мысли о том, чтобы воспользоваться этим положением.
– Дамы, ваш отец весьма определённо угрожал, касательно вашей добродетели, и я в самом деле…