Осиное гнездо - страница 47

  - А кто конкретно может решить ваш перевод в Минск? От кого это зависит?

  - От полковника Эпштейна.

  - Он ... иудей?

  - Думаю, что так. Только это не имеет значения.

  - Имеет, - сказал я.

  - Какое?

  - Нам наверняка пришлют ... такого же, а они злые люди, любят выслуживаться, их мало, но где один, там и второй, - сказал я. - Все же быть начальником десяти человек в генштабе Белорусского военного округа (БВО)... такое редко случается. Теплое местечко, не так ли?

  - Такой вариант возможен, - согласился Рыжаченко. - Их в армии немного, но они действительно крепко держатся друг за друга, чувствуют друг друга за сотни километров, и в отличие от нас, русских, никто никого не подсиживает. Это правда. Товарищ Сталин не любил их, но теперь...

  - А Каганович?

  - Каганович в единственном экземпляре, как свидетельство советского интернационализма. А в общем, Каганович на закуску.

  - Плохи наши дела, товарищ капитан.

  - Почему?

  - Если нам пришлют..., он начнет нас кусать, чтоб выслужиться. Говорят, хохлы точно такие же: где хохол прошел, там еврею делать нечего. У нас в полковой школе был майор Степаненко. Житья от него не было.

  - Я тоже хохол, - сказал Рыжаченко, - и вы хохол, судя по вашей анкете.

  - Да, национальность не выбирают, - сказал я. - Но я не хохол вовсе, я - русин. А это большая разница. Кроме того, вы, товарищ капитан, относитесь к той категории хохлов, которыми страна может гордиться. Гоголь, Глинка - ...великие хохлы. Я желал бы быть одним из них, и вы, наверное, тоже.

  - Я знаю майора Степаненко. Он давно уже в майорах ходит, оттого и нервничает.

  - Он, наверняка, думает, что ему на большее рассчитывать нечего.

  - Так оно и есть.

  В конце июля курсы закончились. Нам было доверено самим добраться до Минска без сопровождения офицера. Все понимали, что курсы в Крупках это был лучший период службы в армии. И если командование учло наши пожелания и назначило капитана Рыжаченко нашим командиром - наша солдатская жизнь была бы такова, что никто из нас не захотел бы возвращаться домой. Но среди высшего офицерского состава были свои интрижки, свои дружеские взаимоотношения, свои служебные взлеты и падения.

  - Я пойду к майору Амосову, - сказал я своим сослуживцам.

  - Нельзя этого делать, - сказал Шаталов, - мы можем только сделать хуже. Начальство само знает, что надо делать.

  - Нет, надо идти, а то пришлют, бог знает кого, откопают его где-нибудь и пришлют, - настаивал рядовой Рыбицкий.

  Но время подошло, капитан стал прощаться с нами и это было прощания отца с двенадцатью сыновьями.

  - Товарищ капитан, не забывайте: все мы ждем вас в Минске. От имени всех заверяю вам: будем работать дружно на благо Родины. Каждый из нас будет стараться по силе возможности. Вы у нас не только командир, но и...

  - папа, - произнесли все солдаты громко.

   Стрелки на часах близились к двенадцати, пора было отправляться на станцию Крупки. В вагоне были одни гражданские лица - добрые, скромные, добродушные лица.

  Выгрузились на станции и направились в сторону Логойского тракта на городском транспорте. На территории военного городка, нас уже ждал майор Амосов и отвел в небольшое помещение, где нам предстояло прожить какое-то время. Это была большая комната с двухъярусными кроватями, довольно уютная с огромными, шкафами, тумбочками мягкими креслами, книжными полками.

  Каптенармус старшина Петренко выдал нам матрасы, пуховые подушки, белоснежные наволочки и простыни, вафельные полотенца и новые байковые одеяла.

  - Учтите, - сказал он, - я выдаю вам то, что положено офицерам. Бережно относитесь к общенародному имуществу. Не чистите сапоги белыми полотенцами, для этого есть сапожные щетки, - я их вам тоже вскоре выдам. Таким необразованным делом занимаются солдаты, что служат вдали от города. А вы числитесь при штабе Белорусского военного округа и потому вы - интеллигенты. Товарищ Ленин, правда, не любил интеллигенцию и даже называл ее говном, но это была буржуазная интеллигенция, вы наша социалистическая интеллигенция с марксизмом в душе и сердце.