Осиное гнездо - страница 66

  Я собрал учебники под мышку и отнес Антонине Ивановне, матери Нины. Подходя к бараку, я почувствовал, как у меня колотится сердце, готовое выскочить из груди.

  "Я больше никогда не увижу этот барак, я не должен больше к нему подходить. Ниночка, которую я так обожествлял, предала меня. Она за железным занавесом. Но все равно, дай ей Бог счастья. Она не виновата в том, что так поступила. Это я виноват. Что это за кавалер, который не может принести даже жареный на солярке пончик?Я не должен был раскрывать свое сердце ни перед ней, ни перед собой. Я просто тюфяк. Я не Мартин Иден, который мне так нравится за свою силу и мужество".

  Я уже подошел к бараку. Дверь в комнату Нины была открыта, его приветливо встретила мать Нины. Он смотрел на нее, молча долго, долго, как смотрит мать на нашкодившего любимого сыночка, а потом стал вытирать кулачками покатившиеся слезы.

  - Что, милок, что ты!? Пусть она себе выходит, на ней свет клином сошелся...Ты молод, симпатичен, найдешь себе и, может даже, не одну. А потом помни: красота быстро проходит. Нина - избалованная девчонка, кто знает, как она будет жить с мужем. А что это ты принес в этих двух упаковках?

  - Книги. Она мне давала свои книги.

  - Оставил бы себе на память.

  - Не имею права. У нас всякие проверки, в казарме не должно быть ничего лишнего.

  - Это все Лаврентий Павлович виноват, - сказала Антонина Ивановна. - После его разоблачения повсеместно начались проверки на предмет выявления врагов народа.

  Мне было не до политики, и я спросил:

  - А где Нина будет жить с мужем?

  - Пока у меня, а где же еще, - ответила Антонина Ивановна.

  - Но любой, даже незначительный скрип железной кровати вы будете слышать и не сможете заснуть, да и Нина будет знать об этом, как же...

  - Придется закрывать уши ватой, - сказала Антонина Ивановна, - а что делать: в тесноте, да не в обиде.

  - Я желаю ей счастья. Передайте ей это. Я ее так же люблю, как и прежде, но, теперь, наверное, уже другой любовью. Она правильно поступила, что отвергла меня.

  - Почему ты так думаешь?

  - Потому что я гол, как сокол, потому что я солдат и принес бы ей одни огорчения в жизни. Я не имею права на взаимную любовь с любой девушкой, не только с вашей дочерью, так же как я не имею права, на счастье. Я не в рубашке родился. Родители мои мучаются, ну и я с ними заодно. Такова наша судьба. И это тоже передайте Нине. Она должна знать: с таким женихом как я счастья не жди. Это судьба...

  - Чудак ты, парень, ей-богу чудак. В тебе есть что-то необычное, ты не такой как другие, - сказала Антонина Ивановна и глаза готовы были умыться слезами. - Желаю тебе найти свое счастье. Ты его обязательно найдешь, я в этом уверенна.

  Она обняла меня и трижды поцеловала. Это был поцелуй матери после долгой разлуки. Он предал солдату силы достойно перенести все то, что на него вдруг свалилось, как снег на голову.

   10

  Я вернулся в казарму, доложил капитану, что его приказание выполнено. Капитан улыбнулся, подобрел.

  - Иногда вы мне нравитесь, но чаще я вас терпеть не могу. У вас такой ученый вид, будто вы не рядовой солдат наших вооруженных сил, а академик. Я люблю смотреть на солдата с уставом в руках, но не с томом какого-то там Бульзака или Момппусана, которые кропали дешевые стишки, посвящая их своим любовницам. Вас призвали в армию для изучения боевой техники и уставов внутренней и караульной службы, да всяких там стрелковых наставлений. Армия - это не публичная библиотека. Вы видите, какое сложное международное положение нашей страны. Нас все хотят задавить. Мы должны готовиться к отражению агрессоров, а вы лирикой заняты. И...чинопочитания у вас не развито. Перед вами советский офицер, офицер передовой армии мира, армии, призванной освободить человечество от капиталистического порабощения. А вы смотрите на советского офицера, как на своего сослуживца. Это не годится.

  - Я материальную часть и уставы знаю не хуже ...

  - Меня, вы хотите сказать? Да я вас, й. вашу мать канаву рыть заставлю. Сразу же, после выпуска шара и обработки данных.