Осколки чего-то красивого - страница 19

Ильдарик подарил мне сборничек своих стихов на прощание. 26 маленьких шедевров, написанных от руки… Я всегда считал, что стихи для детей должны писать сами дети. Маленькие поэты. У них особый, непостижимый мир.

Мне было разрешено взглянуть на него одним глазком, и я был восхищен. Мне такого не создать никогда. Такая свежесть!.. как морозное утро с пушистым снегом!

Маленькие Творцы так далеки от затасканных форм… так новы, так свободны…

Я вспомнил одно хайку Басё (простите, если чего напутал):

Это о них!

Я тут сидел ужинал и подумал, что Цыпу сегодня целый день не видел и она, наверное, голодная сейчас сидит где-нибудь. Поэтому, не откладывая дело в долгий ящик, я сгреб на газетку остатки ужина (гречневая каша с маслом), налил молока в плошку и отправился в коридор.

Только позвал — бежит… стройная, как фотомодель! Я к коробке, а там вот они, рыже-белые(ни один на мать не похож, а!), пятеро. Цыпа стала мамочкой…

Наверное, это ее первые… К осени они уже будут бегать и хулиганить, как все нормальные дети. Будут драться и радоваться жизни…

…а одного котяру рыже-белого я, кажется, уже видел… обычно эта зверюга мотается по двору, шугая остальных котов направо и налево… и, помню, в подъезд наш заходил — к Цыпе, видимо… Поймать бы его и заставить ловить для Цыпы мышей!;-) А то она одна должна пятерых кормить, пока он по двору разгуливает!..

Я брел по прижавшейся к забору асфальтовой дорожке. Торгаши справа и слева. Продают "беспокойные желтые цветы", неприятные чем-то… наверно, потому, что желтые, пыльцой пачкаются… никаких лепестков, никакой нежности… и вообще, они похожи на веники!

А ветреницы(это то, что мы неправильно зовем "подснежником") еще не подняли из-под снега свои головки…

Нет, наш маленький рынок, глупый и мелочный, не мог дать мне ничего подходящего… И я пошел дальше. Туда, где блестели стеклянные цветочные киоски, под колпаками которых среди грязного недотаявшего снега раскинулось лето.

Я прошел мимо эверестов их букетов роз, от которых так и веяло брезгливым аристократизмом. Я смотрел и на другие цветы. Дорогие, а потому держащиеся гордо и надменно. Я разочаровывал продавцов… Ни один из цветов не был похож на НЕЕ… это должно было быть что-то маленькое, милое и забавное…

…и тогда мы с ним посмотрели друг на друга и поняли, что это судьба… так я купил крохотных пушистый кактус…

А шел я к НЕЙ с такой сумасшедшей смелостью, с какой кричат "УРРАА!" и бросаются на амбразуру. Я печатал подошвами хлипкий снег и слушал, как колотится сердце. И ледяные пальцы скользили по легкому свертку с Пушистиком, как я его окрестил…

Потом я ждал, как шпиён, пока посетители(черт, их вообще-то там редко бывает!) уберутся к лешему… я злился, подсознательно маскируя страх… Я ждал вечность и дождался…

— Это вам, — вот и все, что я смог сказать, поставив свой подарок на столик перед Мариной…

Через секунду звякнул колокольчик, возвещая о чьем-то приходе… я даже не видел, чьем… я убежал, бегло попрощавшись, и опомнился только дома…

…я идиот…

У меня температура. Сбивать не стал. Организм не дурак — лечится сам. Пока можно, буду терпеть… Я лучше напишу вам что-нибудь, чтобы отвлечься…

Когда-то я коллекционировал воспоминания. Свои и чужие. У меня есть пухлая тетрадка, набитая обрывками памяти. Иногда забываю, какие из них мои. Вот это, это и это. Это мог быть я… записал и забыл… а это — кто-то из моих друзей рассказал в дружеской беседе и тоже забыл. Воспоминания детства так вообще — как летучие рыбы. Выныривая из моря, они блестят на солнце единый миг, чтобы скрыться опять…

Страница наугад:

—

— Я всегда любила такие качели!

— Какие?

— Большие, как скамейки. И еще — такие, на которых можно кататься "солнышком"… Мой дядя катал меня так и приговаривал: "Из тебя получится настоящий космонавт!"

:-)))

С утра болела голова, предвещая град. Он обрушился на город ближе к вечеру. Небесная кухарка просыпала белый рис…

Быть может, мои записи сегодня будут похожи на рой хаотичных градин, отбивающих барабанную дробь по куртке и козырьку кепки…