Основание - страница 2
– Музыка здесь ни при чём, – отрезал Роберт Карлович. – Секвенция – это некоторая последовательность событий, которая приводит к определенному чудесному результату. Наши события – это полнолуние и погружение свинца в мерзкое варево. Впрочем, полностью план герцога не смог бы сработать и по ряду других причин. Упомянутая секвенция за один раз может трансмутировать около шестисот граммов свинца. Поскольку такое возможно лишь раз в шестьдесят лет, бизнес, как вы понимаете, не слишком прибыльный. Должен добавить, что сам рецепт зелья, мягко выражаясь, был несколько избыточным. Строго говоря, там нужны только три ингредиента. Остальное – домыслы, впрочем, довольно понятного происхождения.
До меня стало кое-что доходить.
– Значит ли это, что все чудеса, описанные в древних источниках, рано или поздно могут быть повторены? И пятью хлебами снова будет возможно накормить пять тысяч человек, а потом недоеденными кусками наполнить пять, кажется, коробов? – неуверенно спросил я.
– Полагаю, что так и есть, – спокойно ответствовал Роберт Карлович, – но я бы хотел, чтобы вы поняли самое главное – никаких чудес не существует. Все, так называемые чудеса, не нарушают законов мироздания. Эти законы прописаны в самой ткани нашего мира и никто, включая Создателя – кем бы он ни был, этих законов никогда не нарушал и, думаю, никогда не нарушит. Специальные последовательности событий, секвенции, приводят к кажущемуся нарушению законов природы. Но на самом деле, они – реализация более сложных и глубинных правил. И ваш дар, Андрей, поможет находить и использовать эти правила.
– То есть, возможно всё? Всё, что я могу себе представить, может быть реализовано, если будет выполнена соответствующая не протухшая секвенция? Можно летать, ходить по воде, насылать мор на целые народы?
– Думаю, что да, – довольно отвечал Роберт Карлович. – Правда, не принято употреблять слово «протухшая» в этом контексте. Мы говорим, что у любой секвенции есть «период безразличия» – тот отрезок времени, когда она не приводит к нужным последствиям.
Я внимательно слушал. Получалось, что мир устроен не совсем так, как мне представлялось, и я получал в этом новом мире довольно завидное место. Мне это определенно нравилось.
Меня сильно тряхнуло, и раздался визгливый скрежет металла, трущегося о металл. Оказалось, что я заснул, и снилась какая-то гадость. Из-за этого, открыв глаза, я не сразу сообразил, что происходит. Пришлось сосредоточиться, а затем негромко произнести: «Я – Андрей Траутман. Я еду на поезде в Москву. Меня там ждут» – и всё встало на свои места.
Поезд, похоже, собрался остановиться. Я бросил взгляд в окно – там уже совсем стемнело. Мимо, замедляясь, проплывал пустой перрон, освещенный белым светом фонарей. Вагон напоследок дернулся еще раз и остановился. Вскоре в коридоре раздались шаги и в дверь купе деликатно постучали. Я привстал и потянул влево дверную ручку, потом дернул посильней и дверь наполовину открылась. За дверью стояла проводница – толстая, веселая тётка в форменной куртке. Мы с ней немного поболтали еще в Праге, когда я просил её пристроить в холодильник свои скоропортящиеся продукты и пиво. Проводница обещала по возможности никого ко мне в купе не подселять, но, похоже, не сложилось – у нее за спиной виднелась фигура пассажира.
– Вот, соседку к вам привела, встречайте, – жизнерадостно произнесла проводница. – Проходите, пожалуйста, – это уже относилось к девушке с небольшим чемоданчиком в руках.
– Девушка – это не самый худший вариант, – рассудил я. – Девушки, они, как правило, не храпят и от них хорошо пахнет.
– Ну, устраивайтесь тут, – гостеприимно сказала проводница. – Если захотите, есть чай горячий.
Я сел поближе к окну, чтоб не путаться под ногами у новой соседки, и максимально приветливо предложил помочь поставить чемодан на багажную полку.