Особая группа НКВД - страница 2
Штабная группа численностью около пятидесяти человек, в которой находился начальник связи объединения Ломанович (позывной «Вал»), попала в безвыходное положение. К вечеру это стало ясно не только начальнику штаба Гоголюку и комиссару Бондаренко, но и самым молодым партизанам из взвода охраны. Связаться с Центром, чтобы вызвать бомбардировщиков и под огнем попытаться прорваться, они не могли. Шифровальщик вместе с кодами пропал бесследно; возможно, был убит или бродил где-то по лесам с другой группой. Помощи ждать было неоткуда, под утро их ждали на просеках пулеметы…
В последний раз Виктор Ломанович развернул среди деревьев антенну, включил «Северок» на прием. Среди океана звуков, наполнявших эфир, бывалый радист вскоре различил знакомый телеграфный «почерк» старого друга по бамовским изысканиям. Это был Василий Завидонов, который теперь служил в Центральном штабе партизанского движения вместе с другими бамовцами — радистом Филипповым и начальником связи, опытнейшим асом-коротковолновиком Ярославцевым.
Василий вел обычный ночной радиосеанс с одним из более счастливых партизанских отрядов. По мелодии «морзянки» Ломанович безошибочно распознал руку друга, работающего на ключе. И тут в первый и последний раз в своей жизни Вал нарушил святое правило партизанских радистов — вышел на связь открытым текстом. Не называя ни Завидонова, ни себя, надеясь только, что друг все поймет, он передал в эфир серии сигналов, обозначающих примерно следующее:
«Узнаешь меня?..»
«Узнаю», — немедленно отозвался Завидонов и замер.
«Передай нашим, чтобы не ждали, — телеграфировал Ломанович. — Прощай. Станция сворачивается.»
Условная фраза «Станция сворачивается» означала, что с данной минуты позывного «Вал» больше не существует, и если Вал вновь появится в эфире, то это будет уже не он, а оборотень, работающий под диктовку гестапо.
«Понял тебя. Прощай», — отстучал Завидонов и продолжал напряженно вслушиваться в эфир, отчетливо понимая, что ждет он теперь напрасно.
В темноте, ощупью, Ломанович смотал на рогатульку провода антенны, отключил батареи питания. Майская короткая ночь кончалась, небо на востоке начинало светлеть. Оставалось последнее: испортить рацию, раздавить пассатижами ее маленькое кристаллическое сердце — кварц, настроенный на волну Центра, а затем уничтожить себя и вместе с собой все, что знает о товарищах, работающих во вражеском тылу.
А на рассвете от болот начал подниматься туман. Туман вставал такой густоты, что в двух шагах нельзя было различить человека. Точно сама брянская земля вздумала воспротивиться происходящему, не желая отдавать чужеземцам своих сыновей.
Гитлеровцы забеспокоились, стали пускать ракеты, открыли беспорядочный огонь. Но ни шальная стрельба в «молоко», ни ракеты им не помогали. Потом каратели разом прекратили пальбу, принялись вслушиваться, надеясь хотя бы на слух определить, где идут партизаны. А те под покровом седого тумана двигались через болото бесшумно, как призраки.
Когда окружение было уже далеко позади, комиссар Бондаренко, чуть подотстав, на ходу дружески подмигнул Виктору Ломановичу:
— Выходит, Витя, рано попрощались…
Вал, измученный своими увесистыми сумками с аппаратурой, батареями питания, смотанной антенной, остановился и шапкой вытер мокрое от пота лицо.
Комиссар тоже остановился и пристально, словно не узнавая, смотрел на радиста.
— А ведь ты, парень, седой, — тихо проговорил он. И, насупившись, спросил жестко:
— Рация цела? Нужна связь с Центром.
— «Северок» работает, да что толку? Шифров-то нет.
— Знаю. Но сейчас — кровь из носу, а чтобы связь была. Думай, чекист, — не мне тебя учить, как без ключа замки открывают. Ты ведь из особой авиагруппы НКВД. Может быть, тебе поверят.
— Там никому не поверят.
— А ты думай, думай!..
Бондаренко вновь тяжело зашагал, догоняя ушедшего вперед начальника штаба. Группа вырвалась из кольца. И надо было надеяться, что не они одни остались в брянских лесах; наверняка кто-то еще уцелел. Значит, это не разгром. Значит, надо вновь собирать силы в кулак, надо действовать.
Ас-коротковолновик Виктор Александрович Ломанович