Особенности языка и стиля прозы братьев Стругацких - страница 7
В первой главе исследуются теоретические предпосылки к выделению жанра научной фантастики, рассматривается место творчества братьев Стругацких в контексте советской научно-фантастической литературы.
Во второй главе рассматриваются лексические новообразования братьев Стругацких, а также употребляющиеся в их произведениях личные имена. Единицы лексико-словообразовательного уровня характеризуются с учетом типа фантастической прозы.
В третьей главе исследуются особенности описаний фантастических феноменов, характеризуются способы их ввода в контекст и устанавливается их зависимость от типа изображаемого фантастического мира.
В заключении подводятся итоги наблюдений и намечаются перспективы дальнейшего исследования проблемы.
Глава 1. Творчество братьев Стругацких в контексте жанра научной фантастики.
1.1. К вопросу о термине «научная фантастика»
Каждый читатель интуитивно ощущает некое принципиальное отличие между такими произведениями, как «Нос» Н.В. Гоголя и «Человек-амфибия» Александра Беляева или между написанной А.С. Пушкиным сказкой о Золотой Рыбке и романом Г. Адамова «Тайна двух океанов» Очевидно, что произведения, являющиеся вторыми компонентами двух представленных нами пар, - литературные явления одной разновидности. У данного явления существует несколько названий; самое распространенное из них - научная фантастика. Этот термин является неточным переводом английского обозначения science-fiction - буквально 'научная беллетристика'. Впервые он был использован X. Герснбеком в журнале «Science wonder stories» в 1929 году. Русский перевод 'научная фантастика', несмотря на неполную эквивалентность английскому оригиналу, вполне точно передает сущность реалии - обязательное присутствие в произведениях, относящихся к данной жанровой разновидности, элемента необычности, небывалости, фантастичности.
Американский же термин более точен, если можно так выразиться, генетически: он содержит в себе отсылку к творчеству одного из родоначальников жанра НФ Жюля Верна, называвшего свои произведения «романы о науке». Именно так понимались функции научной фантастики в советское время: сначала на нее возлагалась задача популяризации новейших достижений науки и техники, а затем задача создания правдивого образа человека коммунистического будущего. В этот период сам термин «научная фантастика» подспудно содержал в себе противопоставление фантастике западной - «ненаучной», и даже «антинаучной», то есть не соответствующей марксистско-ленинской идеологии.
Для того, чтобы подчеркнуть эти различия, советские критики и литературоведы неоднократно предпринимали попытки подобрать адекватную замену термину «научная фантастика». При этом они расширяли список писателей-фантастов, пополняя его именами тех, кто работал в этом жанре еще до наступления «эпохи исторического материализма»: Жюль Верн, Герберт Уэллс и др..
Например, Ю. Кагарлицкий делил всю фантастику на реалистическую фантастику (или фантастику жюль-верновского типа) и фантастику уэлсовского типа. Особенность последней он видел в специфике построения образов, тяготевших к романтической поэтике: «Белесые согнутые фигуры морлоков, их хищные повадки и горящие в темноте красным светом глаза заставляли вспомнить всех инферналий, каких только порождала народная фантазия - ад. И вместе с тем это «индустриальный» ад с его «адской кухней», где грохочут в темноте непостижимой сложности машины и «адской столовой», где морлоки пожирают разложенные на оцинкованных столах - как в анатомическом театре человеческое мясо. Это был образ романтический, глубоко уходящий корнями в народное сознание и фольклор, и вместе с тем совершенно лишенный традиционности» [Кагарлицкий 1971: 107]. В другой трактовке определение «реалистическая» стало применяться по отношению к фантастике, не обладающей чертами политического памфлета, - в качестве примера последней можно привести повесть Лазаря Лагина «Майор Вэлл Эдью», созданную по мотивам «Войны миров» Герберта Уэллса.
Неприятие многими литературоведами термина «научная фантастика» объясняется рядом причин. Одна из причин заключается в том, что употребляемое по отношению к фантастике определение «научная» основательно дискредитировало себя в советское время в связи с т.н. «теорией ближнего прицела» (подробнее см. п. 1.3.). По мнению некоторых исследователей научной фантастики и писателей-фантастов этот термин не проясняет сущности жанра и накладывает на писателей-фантастов неоправданные жанровые ограничения. Так, Т.В. Чернышева, один из самых известных советских «фантастоведов», отмечает: «Названия «научная фантастика» в последние годы исследователи деликатно избегают, поскольку выяснилось, что в научной фантастике подлинно научного материала не так уж много и с каждым годом становится все меньше, науку в фантастике с успехом заменяет псевдонаука» [Чернышева 1979: 211]. Определение «научная» представлялось Т.В. Чернышевой слишком узким, не вмещавшим в себя всего многообразия тем и направлений, сложившихся в советской фантастической литературе. В частности, научной фантастике противопоставлялась фантастика, которую исследователи называли социальной, философской, а также социально-философской. Для нас очень важно то, что родоначальниками социально-философской фантастики в советской литературе считались братья Стругацкие.