Особняк за ручьем - страница 18
— Помидоров свежих хочу! — сказала Нюся.
— Да ты знаешь, что такое рудник? — Гошка приподнялся на локте, всматриваясь в смутно белеющее Нюсино лицо. — Рудник — это же дорога! А с дорогой — заживем. Все будет: магазины, книги, артисты, овощи. В город на автобусах будем катать.
Нюся вздохнула:
— Все равно жалко.
— Кого? — не понял Гошка.
— Да дома.
— Ничего. Люди — нам, мы — людям. А как же иначе? Да нам-то и проще, у нас нет ребенка… — Он вдруг осекся и замолчал и потом с запинкой спросил: — У нас же нет ребенка?
Зарываясь лицом в подушку, Нюся прошептала:
— Нету…
Рано утром, задолго до начала рабочего дня, они вошли в контору, разбудили спавших там механика и его жену.
— Вставайте, — оказал Гошка и взялся за один из чемоданов, — будем срочно переезжать.
— Куда? — встрепенулась женщина.
— В особняк.
Красиво изломанные брови женщины, недоверчиво поднялись.
— Вы шутите. Какой особняк?
— Есть тут один, жэковский, — усмехнулся Гошка и потащил чемодан к выходу.
А радиолу Гошка снова отнес ребятам в общежитие, потому что все равно вагончик был без электричества.
Они прожили в тесном вагончике остаток лета и осень. Здесь было труднее. Далеко приходилось ходить по воду, маленькая железная печурка, на которой умещался только один чайник или только одна кастрюлька, грела слабо. И еще немного пугала приближающаяся зима. Но Нюся не жаловалась, и Гошка был благодарен ей за это. Вечерами он привлекал к себе Нюсю, брал в ладони ее горячее, осунувшееся лицо и целовал глаза, сухие обветренные щеки, губы; она тихонько смеялась, отстраняясь, но Гошка был неумолим. И она с замирающим сердцем, глядя на него сквозь прижмуренные ресницы, думала: «Неужели меня можно так любить?»
VII
Счастье приходит постепенно, может быть, поэтому его иногда не замечают. Зато беда налетает неожиданно, сразу.
Гошка был в тайге, на шурфах, когда недалеко от него прошел вертолет и опустился в поселке. Он не обратил на него внимания: в хорошую погоду вертолет летал почти каждый день.
Гошку разыскали только через час и сообщили, что с Нюсей несчастье. Из торопливых слов посыльного он понял, что Нюсю ударило током. Она поправляла в воде трубы, когда в будочке раздался треск, и насосы замерли. Отжимая с рукавов воду, Нюся кинулась в будку. Электродвигатель угрожающе дрожал и искрился. Боясь, чтобы не сгорел мотор, она рванула рубильник на себя и в это мгновенье, оступившись, коснулась мокрым обвисшим рукавом оголенных клемм…
В машину ее положили без сознания.
Когда Гошка подбежал к вертолету, тот, бешено крутя лопастями, уже отрывался от земли. Стремительный поток воздуха чуть не сбил Гошку с ног.
В глаза ударил песок. Он наклонился вперед, закрыл лицо руками, с него сорвало кепку.
Вертолет прошел по ложбинке, как по коридору, перевалил гребень и скрылся. Гошка все стоял и смотрел. Кто-то сунул ему в руку кепку, он надел ее и только тут заметил, что вокруг люди…
Поздно ночью радист партии проснулся от настойчивого стука в дверь. Он нащупал на столе фонарик, вышел в сенцы.
За порогом стоял Гошка. Черное осеннее небо сеяло мелкой изморосью; на подбородке у парня и на погнутом козырьке кепки висели капли.
— Ты что? — спросил радист удивленно.
— Будь другом, — сказал Гошка из-за порога. — Оденься, сходим на рацию.
— Ну-ка войди, вымок весь, — недовольно проговорил радист. — Так что, я не понял?
— На рацию, говорю, пойдем сходим, — повторил Гошка. — Радиограмму бы дать… спросить, как там состояние…
— Чудак-рыбак! — радист прикрыл дверь, встал к ней спиной. — Ты что, забыл? Сеанс у меня только с восьми.
— Не забыл я, — Гошка потоптался и, отвернувшись, ковырнул ногтем стенку. — Боюсь я что-то, понимаешь? Ты уж будь другом, пойдем сейчас…
— Я тебя вполне понимаю, но и ты пойми меня: нету сейчас моей связи. Приходи в восемь, вне очереди дам.
Он вышел в сенцы в одних трусах и теперь стоял, поджимая то одну, то другую ногу. Но, зная о Гошкиной беде, терпеливо ждал, пока тот уйдет сам.
— Ну, а если несчастье какое, — упрямо продолжал Гошка, — человек умирает или еще чего. Ты же можешь по «сос» — или как там еще у вас — передать?