Осознание ненависти - страница 39

Григорий Дворский сдвинул шляпу на затылок и недоуменно посмотрел на Холмова.

— К чему вы это? Я действительно разговаривал с Можаевым в тот день, но вот о чем, совершенно не помню. Да и какое это имеет теперь значение? Можаев мертв. Хотя… Мы, кажется, говорили о доме, о призраке. О чем же еще? Полковник не отличался особой оригинальностью. Его всегда интересовало одно и то же.

— Почему же тогда его убили? — Холмов повернулся спиной к лестнице, возле которой и остановил вошедшего в дом Дворского.

Часы на стене показывали четверть пятого.

— Не знаю, право. Но прошу вас, господин Холмов, не говорите сейчас об убийстве. Я не успел вас предупредить: вместе со мной приехала моя дочь Каролина. Пока я не стал ей ничего рассказывать. Сами понимаете, малышке всего одиннадцать, и неизвестно, как она это воспримет. Она, конечно, считает себя жутко взрослой… — по губам Дворского скользнула улыбка. — Вы ведь ее еще не видели? Сейчас позову. Каролина! — Дворский изменился на глазах: лицо его засветилось радостью, голос заметно потеплел. — Каролина! Где ты, дочка? Подойди, пожалуйста, к нам. — Он подождал немного и, не получив ответа, снова обратился к Холмову: — За неделю я успеваю по ней так соскучиться, что потом совсем не хочу отпускать. Но моя умница уже все понимает сама. Видели бы вы, как она меня отчитывает, когда я предлагаю ей погостить у нас! Только не понимаю, как при таком отношении к учебе она успевает не лучше, чем когда-то ее отец, — Дворский усмехнулся и покраснел. — А вот и она!

Наверху послышался шум, и девочка кубарем скатилась с лестницы, едва не сбив Холмова с ног.

— Извините, — пробормотала она тоненьким голоском, скромно потупившись.

Холмов хотел погладить ее по голове, но она быстро отстранилась.

— Каролина! — Дворский погрозил дочери пальцем. — Куда это ты так торопишься?

— В башню. У меня там кое-что припрятано, и мне нужно это забрать.

— Девочки не должны себя так вести! Посмотри, какая ты неопрятная!

— Много ты понимаешь, как должны и как не должны вести себя девочки, — ответила Каролина и, тряхнув косичками, прошмыгнула к выходу.

Дворский довольно улыбнулся.

— Я ее просто обожаю. Может, мне и не надо было ее сейчас привозить, но без нее очень грустно, да и спокойнее как-то, когда она рядом.

— У вас очаровательная дочь, — заметил Холмов.

— Да, — Дворский кивнул. — А вот вы, я вижу, не спешите заводить детей? Хотя что это я лезу не в свое дело. Извините, я пойду. Мне нужно еще переодеться с дороги.

Холмов проводил его взглядом и снова посмотрел на часы: «Время бежит быстро, очень быстро. Уже два дня прошло с момента убийства Можаева, а по-прежнему ничего не прояснилось. В доме все замерло. Неопределенность подавляет людей, делает их беспричинно раздражительными. Между собой они практически не общаются, посматривают друг на друга подозрительно, иногда даже с ненавистью. Все ждут возвращения милиции, но та все не появляется. Почему?»

Холмов вышел на улицу и, закурив сигарету, осмотрелся. Каролина бежала по тропинке в сторону башни. Длинное, почти до пят пальтецо стесняло ее движения, и, может быть, оттого она часто подпрыгивала, как лягушонок. Холмов пошел следом, не особенно задумываясь, почему это делает.

Дверь в башню была приоткрыта. Он бесшумно вошел внутрь и какое-то время оставался неподвижным, пока глаза его не привыкли к полумраку.

Внезапно в глубине помещения послышался легкий шорох и из-за покрытого пылью старинного сундука показалось испуганное детское личико.

— Что вы здесь делаете?

Холмов растерянно пожал плечами.

— Прости, Каролина, если я напугал тебя…

— Вот еще! — фыркнула девочка и забавно тряхнула косичками. — Я не из пугливых! Но кто вам разрешал следить за мной? — Она смотрела на Холмова настороженно и вместе с тем с некоторым любопытством.

Холмов молчал, не зная, что ответить. Выручила его сама Каролина. Она вдруг наморщила нос и, не успев прикрыть рот рукой, громко чихнула. После чего покрылась густым румянцем и смущенно произнесла:

— Простите, но я нисколько не виновата. Здесь внизу такая пылища! — И она снова чихнула.