Осознание ненависти - страница 45

— Хорошо, хорошо. Поцелуй его за меня. И не опаздывай к завтраку.

— Не беспокойся, я все успею, — и Каролина, смеясь, выбежала из комнаты.

Марта Дворская снова занялась своими делами, а Холмов и Шердаков возобновили прерванный разговор.

— Удалось вам выяснить что-нибудь новое о Можаеве? — спросил Холмов.

— К сожалению, совсем немного, — ответил капитан. — Полковник был одинок, ограничен в средствах, не имел никаких родственников и даже не оставил завещания. Очевидно, он мало беспокоился за свою жизнь. Думаю, мотив убийства мы с вами определили верно. Можаев явно узнал что-то, представляющее опасность для преступника, и, как следствие, стал неугодным свидетелем. Кроме того, — Шердаков понизил голос до шепота, — я встретился с прежним владельцем дома, неким Минским. Он подтвердил, что легенда, которую мы с вами слышали, существует, а вот в существовании привидения он крупно сомневается. Во всяком случае, за три года, проведенных здесь Минским, оно ни разу не дало о себе знать. Разве что кто-то вдруг потревожил его покой? Я хочу сказать, привидения, — Шердаков тихо засмеялся.

Холмов выразительно посмотрел на него. Улыбка мгновенно исчезла с лица капитана; он покосился на хозяйку и убедился, что не привлек к себе внимания.

— Прошу прощения, — бросил он, испытывая чувство неловкости.

— Ничего, ничего, — Холмов также ощутил некоторое неудобство. — В прошлый раз мы говорили что-то о Полякове, о том, как странно он отреагировал на вопрос, пишет ли он картины?

— Да-да, я помню.

— Так вот, Каролина утверждает, что видела некоторые из них!

— В самом деле? Это становится интересным. Значит, Полякову есть что скрывать? — Шердаков стал задумчиво постукивать пальцами по колену. — А если вспомнить, что, помимо полковника Можаева, он единственный расспрашивал горничную о привидении, то это уже не просто интересно. Это, я бы сказал, подозрительно! Кроме того, Поляков был вместе с вами в горах, когда едва не погиб Кличев, а также сообщил вам о трех камешках, будто бы подобранных им под лестницей. Да, здесь есть над чем подумать!

Холмов сидел с непроницаемым лицом.

— Что ж, возможно, вы и правы, — наконец заключил он.

В столовую снова вошла горничная.

— Марта Анатольевна, — сказала она виноватым и вместе с тем обиженным тоном. — Ваш муж не открывает.

Повисла короткая напряженная пауза. Холмов и Шердаков переглянулись.

— Простите, Светлана, но я не совсем вас поняла. То есть как это не открывает? — спросила Марта Дворская, и в мертвой тишине было слышно, как дрожит ее голос.

Горничная нервно передернула плечами.

— Я долго стучала, прежде чем он соизволил мне ответить. А потом я услышала в свой адрес такие грубости! Мне бы не хотелось их повторять. Но… но так не разговаривают с женщиной, — она покрылась румянцем. — Я хочу сказать, даже болезнь не оправдывает Григория Кирилловича. Он… он…

— Хорошо, Светлана, мне все ясно. Подождите немного, сейчас я закончу, и мы вместе сходим к нему. Я потребую, чтобы он извинился перед вами.

— Нет-нет, что вы, не нужно.

— Пожалуйста, не возражайте. Я-то знаю, каким грубым может быть мой муж!

И тут, с привычным уже для этого раннего утра смехом, в столовую вбежала Каролина.

— Мама, мамочка! Наш папка такой смешной! Я услышала, как он ругается через дверь, и спросила у него, почему он такой ворчливый. И что, ты думаешь, он ответил?

— Не знаю. — Марта Дворская посмотрела на дочь.

Холмову даже показалось, что взгляд ее стал печальным. О чем она в этот момент думала? Возможно, в глубине души возражала дочери.

— Не знаю, — повторила она и часто заморгала, словно пыталась прогнать терзавшие ее мысли.

А Каролина снова и снова осыпала комнату бусинками звонкого смеха.

— Ни за что не догадаешься! Он сказал, что ради меня обязательно встанет! Вот только полежит еще пару минут и встанет. Ради меня, ты понимаешь! Хотя чувствует он себя по-прежнему плохо.

— Ну что ж, я рада, Каролина. Садись за стол. Надеюсь, ты уже вымыла руки?

— Ну, конечно! А еще он сказал, что сегодня вечером мы пойдем гулять. В отличие от других, — при этом девочка выразительно посмотрела на Холмова, — мой папочка всегда держит слово!