Остановка в пути - страница 10
Ничего удивительного, что я вылез из-под кровати, когда хозяин крикнул, чтоб я вылезал.
II
Что-то с моей памятью не в порядке, что-то не в порядке с методом моих воспоминаний; я легче вспоминаю то, о чем размышлял когда-то, чем то, что случилось в действительности.
Конечно, я помню, что случилось: меня взяли в плен, и я жутко перепугался и о своем перепуге уведомлял высоко поднятыми вверх руками. Но я помню и другое: как удивился я, что так много народу сбежалось, чтобы забрать меня. Я вспоминаю, какое ощутил невыразимое облегчение, когда попал в гущу орущих людей, а не в руки одного или двух хладнокровных и немых солдат или одного-единственного, который был бы так же перепуган, как я.
Никогда прежде не был я в центре внимания такой огромной толпы; однажды я чуть не утонул, тогда вокруг меня хлопотало много народу, в другой раз я нашел в лавке золотую брошь и тут же о том объявил, чем привлек к себе внимание, а в третий раз я остановил на бегу лошадь, за это меня благодарило много народа, хотя поступок сам по себе был большой глупостью: лошадь до усталости набегалась бы в маршах, а телега, которую она волокла за собой, была пустая.
Думается, для людей, взявших меня в плен, все происходящее было так же внове, как и для меня. Они стояли полукругом передо мной и хибарой, настойчиво убеждали в чем-то друг друга и меня. Никто не подошел ко мне поближе, а обращаясь ко мне, они кричали так, словно расстояние, которое нас разделяло, было хоть и большим, но весьма ненадежно их защищало.
Я их не понимал и не говорил им ни слова: я же не знал, что говорят в таких случаях.
За моей спиной, сквозь прикрытую дверь, хозяин крикнул мне: они, мол, хотят знать, есть ли еще солдаты в его доме.
— Нет, — закричал я, — никого больше там нет, спросите же самого хозяина.
Они выслушали меня, затем выслушали крестьянина, переводившего из-за двери. После чего опять все закричали, перебивая друг друга, и я с трудом разобрал, что крестьянину кричат: пусть-ка он сам спросит, где мое оружие.
— Под его кроватью, — крикнул я, опасаясь, как бы они не подумали, будто я смеюсь над ними.
За моей спиной из-за двери донесся до меня перевод.
Наконец они объяснились напрямик, без моего участия, и один из толпы пробрался вдоль стены к нам, хозяин вынес ему из дома мой автомат. Тот ткнул в меня сзади этим автоматом, проехав по правому плечу и попав дулом в бухточку между ухом и челюстью.
Я вспомнил о пробоине в барабанной перепонке, которая у меня уже имелась, и услышал свое частое дыхание. Поляк, державший автомат, знал свое дело; он подпустил ко мне только одного человека, и тот меня основательно обшарил. Он нашел даже золотое перо, которое я вывернул из вечной ручки и спрятал в карман для часов. Вечную ручку мне подарил дядя на конфирмацию; другие дарили мне просто деньги, и мать сказала о своем брате:
— Да, Йонни всегда что-нибудь выдумает!
Наконец крестьянин сам вышел из-за двери. Он сказал:
— А теперь иди!
И я пошел, а передо мной, и за мной, и слева и справа от меня шло множество народу. Это были не русские солдаты, это были польские крестьяне, а также их жены и дети.
Они, видимо, привели меня в помещение сельской управы. Хозяин переводил допрос, заметив попутно, чтоб я возблагодарил деву Марию, он-де сказал своим, что я ему не угрожал.
Мне не много нужно было, чтобы быть благодарным. Ведь на меня здесь все смотрели как на убийцу.
Они составили, надо думать, протокол, записали все, что я сказал и что сказал мой хозяин, и перечислили все, что отобрали у меня. Перо лежало на солдатской книжке и на бумажнике с фотографиями.
Мой хозяин должен был подписаться, и еще два человека подписались. Хозяин указал мне на угол комнаты, на пол, и сказал, чтоб я сел туда и сидел тихохонько. После чего ушел, попрощавшись. Присутствующие ответили ему не слишком дружелюбно, а меня он в виду не имел.
Я устал, как после тяжелой, слишком затянувшейся работы, которая требовала и умственных усилий; мне нужно бы поспать, но я не мог уснуть и вообще считал, что спать сейчас неуместно.
Обдумывая все, что со мной случилось, я понял, что я вовсе не подготовлен к подобному обороту дела. Меня обучили, и довольно основательно, несмотря на спешку, обращаться с оружием, не раз и не два разъясняли мне, как надлежит поступать солдату после посещения борделя. Смысл присяги был мне известен, и с блиндажным насосом я умел обращаться. Но ни один человек не говорил мне, что следует делать, если я попаду в плен.