Остаться в живых. Прицельная дальность - страница 8
Новый 2006 год они встретили в Австрии, где их принимали приветливо и радушно. В пятизвездочном отеле в Целемзее было много украинцев, на их столиках в ресторане во время новогоднего ужина поставили желто-голубые и оранжевые флажки. Возрастную пару из Донецка, отдыхавшую здесь шестой год подряд, слегка перекосило от полноты чувств. Дети катались на лыжах, снег на склонах Альп был белоснежен и прекрасен!
А в самом конце мае, когда на Киев уже начинала наваливаться липкая летняя жара, на стоянке возле офиса на Красноармейской, к Савенко подошел сравнительно молодой человек в дорогом льняном костюме цвета «капля крови в молоке» и ставшей вновь модной, яркой рубашке «апаш».
– Господин Савенко? – спросил он дружелюбно.
– Чем обязан? – сказал Сергей, открывая дверцу своей новенькой «Ауди».
– Очень хочу познакомиться, – с располагающей улыбкой произнес стильно одетый незнакомец. – И, вообще, мне кажется, что я вас где-то встречал!
– Киев, город маленький! – отрезал Савенко, и сел в машину, не собираясь продолжать разговор.
Странный тип! На «голубого» не похож, а так – кто их разберет!
Незнакомец остановился у водительской двери и прижал к стеклу две фотографии. На одной из них был изображен господин Сафронов, году этак, славной памяти, девяносто втором. То есть – московского разлива. Фото было сделано длиннофокусным объективом превосходного качества: задний фон был размыт, но на втором плане угадывался «Белый дом».
А на второй фотографии был он нынешний, в обществе жены и детей, в Киевском зоопарке. Они гуляли там неделю назад. Оксанка выглядела молодой и счастливой, дети радостными, да и он смотрелся не на свои «за сорок», а много моложе.
– Вот, блядь! – сказал Савенко в слух, и нажал кнопку опускания стекла.
– Вы что-то сказали? – спросил незнакомец участливо.
– Я сказал «вот, блядь!» – повторил Сергей и, посмотрев на холенное, гладко выбритое лицо человека, показавшего ему фотографии, выговорил с плохо скрываемой брезгливостью. – А я уж заждался, прямо! Садитесь в машину, жарко же.
Незнакомец дважды приглашать себя не заставил и мгновенно оказался на правом сидении, не снимая с лица совершенно неуместной улыбки.
– Алекс, – представился он, захлопнув дверь.
– Серж, – мрачно проговорил Савенко, но руки не подал.
– Отдаю должное вашему чувству юмора, – продолжил тот, кто назвал себя Алексом. – Я знаю, как вас зовут, Сергей Савельевич. И как вас звали раньше, Николай Алексеевич.
– Рад за вас, Алекс. Доказать сможете?
– Легко! – радостно заявил тот. – И доказать. И арестовать. И экстрадицию организовать. Все, что пожелаете. Вы себе представить не можете, как вас ждут на родине, господин Сафронов!
Господин Сафронов-Савенко внезапно понял, что прикидывает расстояние от своего локтя до кадыка стиляги Алекса и мысленно просчитывает силу удара, да такого, чтобы убить наверняка.
– И не надо на меня так смотреть, – сказал Алекс торопливо, – убивать меня бесполезно. Просто добавите себе статью. Поверьте, мы можем договориться.
Савенко погладил одеревеневшую мышцу бицепса. Еще секунда и договариваться надо было бы со следующим Алексом.
– Сколько? – спросил Сергей.
– Вы о чем?
– Вы сказали, что мы можем договориться. Сколько?
– Вы о деньгах?
– Нет, о волшебных бобах! Шутите, наверное?
– Нет, деньги здесь не при чем, – заявил Алекс с искренним удивлением. – Зачем нам деньги? Из-за денег мы бы вас не трогали…
– Класс! И как прикажете с вами договариваться. Сразу предупреждаю, натурой не получится. Я лучше вас прибью!
– Слушайте, я тут недалеко знаю одну пиццерию, днем там пусто. Неудобно как-то на ходу. Вопрос, все-таки, серьезный. Там на тротуаре припарковаться можно.
В пиццерии с итальянским названием действительно было пусто, но Алекс, который очевидно бывал здесь не в первый раз, призывно махнул рукой и направился к лестнице, расположенной в правом углу верхнего зала. Они спустились в подвальчик и уселись за небольшой столик в нише – тут было настолько тихо, что, казалось, наверху нет шумных столичных улиц, полных яростного, почти летнего солнца, млеющих от жары людей и горячих, как консервные банки, брошенные в костер, машин.