Осторожно — пума! - страница 38

Одиннадцатое октября в этих высоких местах число критическое. Обычно в первой половине октября здесь начинаются снегопады и замерзают не только мари и мелкие речушки, но становится и Бурея. Однако хоть и поздно, но «под занавес» партии повезло. Осень стояла небывалая. Над хребтами Турана и Буреинским висел антициклон, как в Забайкалье. Около месяца на небе ни облачка. Ночью ртуть термометра падала до минус семи — минус десяти градусов, а днем подползала к пятнадцати выше нуля. Солнышко щедро отдавало остатки тепла, недоданного летом. Воздух, потеряв свою дальневосточную сырую муть, непривычно прозрачен. На многие километры на фоне голубого неба отчетливо вырисовывались сопки, сменившие свой рабочий зеленый костюм на празднично-торжественное золото лиственниц, и только кое-где виднелись синевато-зеленые елово-пихтовые шапки.

Бурея же совсем похудела. Это летом от каждого дождя всякий ручеек и падь давали ей щедрую дань. Дождевые потоки быстро сбегали по крутым склонам и вечномерзлым грунтам. Тогда она буйствовала, налитая силой. Сейчас же застыли мари, пересохли ручейки, обмелели речки и к Усть-Ниману приближались галечные косы противоположного берега. Далеко к середине русла выступили ребра перекатов. По утрам не спеша, как усталая кляча, тащила Бурея серые комья шуги. Шурша, цеплялись они за галечные ребра и забереги на плесах. С каждым днем все дальше уходили от берега и дольше — до середины дня держались ледяные забереги. Если бы не было днем солнца, застыла бы эта гордая красавица.

Лодка пришла в Усть-Ниман с товаром для «интеграла»— это так на Дальнем Востоке назывались охотничьи магазины, торговавшие всем: от свечей и капканов до шоколада и бостоновых костюмов. Она задержалась на несколько дней в ожидании пассажиров вниз. Но так как, кроме нас, никто сплавляться не собирался, а мы не были готовы, то лоцман, отдыхая после трудного подъема, выжидал, когда прижмет нас время. Однако шуга увеличивалась с каждым днем и лодочники не хотели больше рисковать, твердо решив отправиться завтра, будут пассажиры или нет.

Вверх по обмелевшей реке да еще по шуге никто теперь подниматься не станет. В то время лодочные моторы были редкостью, а подвесных не было вообще и на сотни километров приходилось вести лодки на веслах или шестах.

Я послал за лоцманом.

Вскоре среди нашего базара возникла крепкая фигура загорелого, уже седеющего человека. Резкие черты лица производили впечатление решительности и твердости характера. Серые глаза светились умом.

— Вот, хозяин, нас с этими вещами надо доставить на станцию Бурею. Сколько будет стоить?

Не спеша осмотрев всю нашу свалку, он ответил:

— Шесть тысяч.

Мы про себя ахнули. За все четыре месяца невероятных трудов по исследованию тайги каждый из нас получит немного больше этой суммы, а тут шесть тысяч за три-четыре дня. По тем временам это были деньги огромные.

— Это же грабеж!

— Нет, начальник, лишнего мы не берем. Шмуток у вас много. Лодка будет тяжелая, осадка большая, а вода маленькая. Шуга идет, вода холодная. На каждом перекате лодку придется за уши тянуть, а ведь до Буреи-то пятьсот километров. Зато вы не ознобитесь и не замочитесь.

Выбора у нас не было. Оставаться здесь до ледостава, когда можно будет спуститься к железнодорожной магистрали на оленях, обойдется дороже. Торговаться было бесполезно.

Именно в тот год разрабатывался проект одного из «усов» трансибирской железной дороги до горнодобывающих предприятий Ургала. Проектировщики нуждались в наших картах. Пока же лодка была самым надежным средством транспорта, связывавшего магистраль с этим отдаленным горнодобывающим и охотничьим районом, и нам ничего не оставалось делать, как погрузиться в нее.

Занимался хмурый день. Все узкое, стиснутое заберегами водное пространство Бурей двигало угрожающе шипящее сало.

Лодка стояла в коридоре, прорубленном уже в плотном ледяном забереге, и ее было удобно грузить с обеих бортов.

Погода, как будто увидев, что работа топографов окончена, насупилась. Низко спустились холодные облака. Они слегка шевелились, надуваясь чем-то твердым, и, как бы не выдержав натуги, изредка сорили снегом.