Осторожно — пума! - страница 55

Совсем стемнело, когда, перегнувшись через порог, он упал грудью на грубый, неотесанный бревенчатый пол, а ноги еще висели на лестнице. Внутри ничего не видно. Пошарил вокруг. Только голые бревна. Полежав несколько минут, он сделал еще отчаянное усилие, чтобы переместить ноги в лабаз. Пополз по полу, ожидая нащупать ящики и кули, которые здесь должны быть. Один угол — пусто. Второй — тоже. У задней стены два ящика. Один совсем пустой — даже крошек никаких нет. Второй забит. Ага, наконец-то!

Больших трудов стоило открыть крышку фанерного ящика. В нем лежали пачки махорки и несколько коробок спичек.

Впервые за девятнадцать дней из глаз Михаила потекли слезы. Надежда, из-за которой он преодолел невероятные трудности, разбилась вдребезги. Но может быть, он не все рассмотрел? Чиркнул спичкой. Нет, только два ящика — и больше ничего: ни одной корки, ни одного куска, ни одной консервной банки.

Охватившая его слабость, особенно сильная после такого физического и морального напряжения, повалила в сон. Впервые за девятнадцать дней он спал под крышей, но здесь не было теплее, чем там внизу, в лесу.

Хорошо еще, что спички есть, теперь идти легче будет. С этой мыслью он проснулся. Было совсем темно. Он скинул пустой ящик, сполз вниз и поджег его. Огня не хватило, чтобы отогреться до конца, и он пополз вниз — в долину селемджинского бассейна, к тропе и дровам. Надежда на тропу и тепло костра повела его дальше и вела еще почти два дня…

Ко времени трехнедельного голодания Михаила Кучерявого я уже испытал, что такое голодный поход в тайге. В середине того же сезона полевых работ невдалеке от тех же мест начались продолжительные и сильные дожди. Они уничтожили броды через многие речки. Даже небольшие ключики превратились в непреодолимые преграды. Шли мы вдвоем, имея продуктов максимум на два дня. Долгие поиски переправ и обходы водных преград окончились тем, что семь дней пришлось питаться только ягодами и грибами. Но мы знали, где находимся. У нас были спички и плащи. Мы имели возможность обсушиться, обогреться и почти нормально выспаться. Тем не менее мы настолько отощали, что еле плелись. Я испытал чувство безразличия и апатии. Слабость влекла на землю ежеминутно. Хотелось сесть и больше не вставать. Но нас было двое. Мы стеснялись показать друг другу слабость. Это заставляло идти. И когда уже совсем ноги отказывались передвигаться, кто нибудь говорил: «давай попасемся» или «давай сфотографируем — место очень красивое». Фотографий этого похода у меня накопилось больше, чем за предыдущие два года.

Сопоставляя голодные походы свои и Кучерявого, я далеко не был уверен, что смог бы выдержать хотя бы половину его рекорда, половину того пути и холода, который преодолел он. До сих пор мне непонятно, как человек мог остаться в живых, ночуя в снегу без костра?

Терраса Орловой

«К. Ф. Орлова погибла при загадочных условиях. Террасу, которую К. Ф. Орловой так и не удалось исследовать до конца, впоследствии исследовали другие геологи. Эта терраса получила имя Орловой. На террасе много золота. Здесь организуются гидравлические работы».

«Очерки по истории Ленских золотых приисков», Иркутск, 1949.

С мая тысяча девятьсот сорокового года началась моя пятая экспедиция вообще и восточнее Байкала в частности. Все четыре прошлых экспедиционных сезона отряд состоял из рабочего, обычно мастера на все руки, оленевода-эвенка, знающего тайгу, как свой чум, и десятка вьючных оленей. Управлять такой организацией не представляло труда. Такой коллектив обеспечивал все жизненно необходимые запросы. Теперь же мое высокое звание начальника отряда сохранилось, но к середине лета отряд разросся до тридцати человек — это больше, чем вся наша первоначальная экспедиция, выехавшая из Москвы. Это потому, что мы с только что окончившим географический факультет геоморфологом — моим помощником и другом Кирой Орловой предсказали никем ранее не замеченную золотоносную россыпь в широкой террасе.

Кира была замечательным помощником. В мой отряд она напросилась сама, считая этот участок поисков самым легкодоступным по сравнению с участками других отрядов. Она никогда не оспаривала моих решений и распоряжений и с готовностью предупреждала их выполнение. Решительно нападала на всех посягавших на интересы отряда и проявлявших хотя бы малейшее недоброжелательство к делу или ко мне.