Осторожно — пума! - страница 60

А тут еще Колобаев! За пятнадцать лет таежных топографических съемок при сравнительно небольшой зарплате он превратился в нервного, мелочного человека, воспламеняющегося по каждому самому, казалось бы, незначительному поводу. Он ни с того ни с сего начинал кричать на своих рабочих или на кого угодно, кто попадался под руку. Его рабочие совершенно не были приспособлены к таежным работам. Разнузданные, ленивые, они даже не утруждали себя ежедневным утренним умыванием, особенно во время заморозков. Искатели легкой жизни вроде современных тунеядцев, они жестоко ошиблись, попав в тайгу. Ни легких заработков, ни тем более легкой жизни они тут не обрели. Особняком из этой группы стоял Бутаков. Он не любил распространяться о своей судьбе и прошлой жизни. На его широком лице зло посвечивали маленькие бесцветные глазки-щелочки. К топографу он попал, как говорится, из рук в руки от ворот лагерей, где он провел последние три года. Внешне Бутаков души не чаял в Колобаеве. Он прямо извивался, стремясь вылезти из кожи для удовлетворения интересов и малейших желаний своего непосредственного начальника. Подать, подвинуть, поддакнуть, вступить в разговор с поддержкой мнения топографа, казалось, было главным в его жизни. Когда тот раздражался и начинал кричать, Бутаков тоже начинал кричать на виновного, усиливая бессмысленный шум и взвинчивая нервозность.

Непреклонная честность и принципиальность Киры, ее отвращение ко всякого рода фальши и тем более лживости с первых же дней восстали против Колобаева и его рабочих. Буквально через несколько дней знакомства Колобаев и Орлова не могли спокойно видеть друг друга и взрывались по всякому поводу и без него. Забывая свое мужское достоинство, Колобаев мог грубо, обидно своим визгливым голосом набрать на Киру за то, что она повесила сушить полотенце на его палатку, так как на других палатках уже висели какие-то предметы.

Как из-под земли сейчас же возникал Бутаков и отпускал ехиднейшие замечания по поводу белья «провинившейся». Никакие уговоры не могли исправить создавшихся отношений и тем более характера топографа.

Пришлось разделить сферы исследования обоих подотрядов, чтобы потушить возраставшую ненависть. Окончив съемку перспективной площади в верховье Хомолхо, отряд Колобаева отправился вниз по течению в бассейну Семикачи— притоку Хомолхо, на который в то время не было карты. Отряд же Киры с рабочим, коллектором Володей Лиманчиковым — студентом Бодайбинского горного техникума на двух вьючных лошадях отправился в верховья реки Большого Патомана. В конце августа, когда будет закончена топографическая съемка Семикачи, все съемочные подотряды должны встретиться в устье этой реки на зимовье Семикача.

Зимовья в ленской тайге — это гостиницы, построенные сообразно потребностям зимнего гужевого транспорта через шестьдесят километров вдоль рек или зимних дорог, между наиболее важными приисками. Чаще всего зимовье состоит из двух комнат. Так сказать, в приемной устроены плита, небольшой стол и широкие нары во всю длину помещения. За дверью, во второй комнате, помещается смотритель зимовья. Обычно смотрителями становятся пожилые супруги, которые уже не могут промышлять ни в качестве охотников, ни в качестве старателей.

Семикача по здешним местам была, пожалуй, самым большим и благоустроенным зимовьем. Обе комнаты были приспособлены для приезжих, а зимовщик построил себе собственный домик с двумя комнатами, двор с сараями, баню. Как мне сказали еще в Бодайбо, зимовщиком здесь был бывший кулак, служивший денщиком Пепеляева, того самого генерала, о котором старики вспоминают до сих пор с содроганием из-за особенно изощренных зверств.

Когда мой подотряд в назначенный день пришел к зимовью, Колобаев уже занял одну комнату непосредственно у зимовщика для вычерчивания карты. Он рассчитал всех своих рабочих, кроме Бутакова, и те в поисках работы ушли на прииск Светлый. Но и Бутакова не было. За три дня до нашего появления приехал верховой милиционер и, не объясняя причины, отконвоировал его на Светлый, где помещался милицейский участок.