Острог на Печоре. О государевой крепости, протопопе Аввакуме и его соузниках - страница 21

В эти места ненцы ежегодно весной пригоняли своих оленей на летние пастбища. Они свозили в Никольское все, что ими было добыто за время долгой полярной зимы и что можно было продать или заложить приезжающим сюда русским торговцам: шкуры белых медведей, моржей и морских зайцев, моржовые клыки, сало морзверя, рыбу, пух и прочие продукты своих промыслов. Причем, как правило, скупщики спаивали ненцев и овладевали продуктами их промыслов за бесценок.

Не ограничиваясь местной торговлей, пустозерцы ежегодно предпринимали путешествия «на реку Усу под Камень» в Роговый городок, который располагался на впадающей в Усу речке Хальмер-Ю, или Большой Роговой, и служил складочным пунктом для запрещенных товаров, привозимых из Сибири. «Местечко это обязано было своим происхождением тому обстоятельству, что правительство к концу XVI века учредило таможни в Березове, в Верхотурье и в других северных городах Сибири».[50]

В Роговый городок пустозерцы «сваживали самоядь из-за Урала, с Кызыма, с Обдора и с Куновати и вели с ними оживленный меновой торг. Не довольствуясь этим они нанимали оленей у пустозерской каменной самояди, у своих знакомцев и другов, перевозили товары за Камень и партиями в несколько десятков человек ходили по тундрам к березовской самояди» и уже в начале XVII века «держали окрестных инородцев в кабале, ссуждали их товарами и ходили к ним для своих старых долгов».

Так, устюжанин Мишка Кондаков в своей челобитной царю в 1641 году писал: «В прежних, государь, годех изстари родители мои, дед и отец и дядя, жители Пустозерского городка, и торги, государь, у них и промыслы были с той карачейской и закаменною самоядью большие, и тех родов, государь, многие люди им были должны; в Пустеозере и на Обдори за них плачивали твои государевы ясаки и давали им в долги русские товары».[51]

Однако их деятельность за Уралом не ограничивалась только «торгами с карачейской и закаменною самоядью». Еще в XVI веке они ходили на Таз и Енисей и обманным путем взимали там дань с окрестных инородцев, чинили «обиды и насильства».

Так, Борис Годунов в 1601 году, давая наказ воеводам князю Василию Масальскому и боярину Савлуку Пушкину, посланным на реку Таз для организации строительства опорного пункта Московского государства — Мангазеи, писал, что «преж сего приходили к ним в Мангазею и Енисею вымичи, и пустозерцы, и многих государевых городов торговые люди и дань с них имали воровством (обманом. — Н. О.) на себя, а сказывали на государя, а в государеву казну не давали, и обиды и насильства от них были им великие, и государь, жалуя Мангазейскую и Енисейскую самоядь, велели у них в их земле поставить острог и велели их от торговых людей и от всяких людей всех обид беречи…».[52]

На Руси с древних времен любимым увлечением удельных князей и царей была соколиная охота, то есть охота с применением ловчих птиц — соколов и кречетов. Упоминание об этом мы находим не только в исторических источниках, но и в таких литературных памятниках древности, как «Слово о полку Игореве», «Поучения Владимира Мономаха» и других. Красочно описал соколиную охоту во времена Ивана Грозного известный русский писатель Алексей Константинович Толстой в своем знаменитом романе «Князь Серебряный».

Известно, что ловчие птицы входили в состав дани, выплачиваемой русскими князьями Орде. Они являлись непременным атрибутом средневековой дипломатии, пользовались большим спросом у иноземных правителей, особенно на Востоке. Имеются сведения о постоянных обращениях турецких султанов, которые просили русских царей послать им в подарок ловчих птиц.

Изображение пернатых охотников широко использовалось в геральдике. По мнению специалистов-исследователей, Георгию Победоносцу на эмблеме Москвы предшествовал всадник с соколом на руке. Какое-то время эмблемы эти соседствовали, существуя параллельно. Причем сокольничему отдавалось предпочтение. Образ этой птицы появлялся даже на монетах удельных княжеств. Его чеканили сыновья и племянники Дмитрия Донского. И только при Иване III верх взяла эмблема с изображением Георгия Победоносца, но всадник с соколом на руке все еще встречался на монетах того времени.