Остров - страница 3
Любой проступок Рона против их любви подстегивал ее месть и придавал ей особую остроту. Месть двигала ею, когда она со страстью бросилась в объятья Тони сразу же после участия в интермедии, разыгранной в Родосе. Месть превратила в наслаждение ощущать вожделеющие взгляды мужчин. Мстительное желание обольщать было так велико, что свобода нравов на «Ариадне», в которую она окунулась во время первого августовского плавания в компании сестер и молодых подручных Георга, наполняла ее чувством легкости и счастья.
Она получила возможность отдавать свое тело ласковому морю и горячему солнцу. Возможность не обращать внимания на украдку горящих взглядов матросов провожающих их обнаженные тела. Возможность сознавать, что любой из них охотно станет рабом ее красоты. Возможность почувствовать себя выше условностей связывающих ее в прошлом мире. Получила ощущение обретенной безграничной свободы для себя. При этом все, что делал Рон, воспринималось, как череда предательств, а все, что происходило с ней самой, казалось справедливым возмездием ему.
Но Рон умер. Исчез приз обладание, которым Речел оттягивала, казалось по своей воле, с каким-то мазохистским наслаждением и все, что чудилось справедливым, обернулось бессмысленной жестокостью по отношению к единственному по настоящему любимому мужчине, жестокостью по отношению к самой себе. Все происходившее с Речел в последние месяцы потеряло всякий смысл.
Да и недавние друзья-союзники потеряли к ней интерес. И если де Гре еще сохраняла видимость любезности и дружеского расположения, то Георг без обиняков начал подсчитывать величину вознаграждения за оказанные услуги. Близкая победа Речел обернулась тягостным поражением, и единственным желанием стало, как можно скорей оставить хмурую от декабрьских туманов Англию и увидеть зеленую роскошь начинающегося Австралийского лета.
***
Самолет быстро перенес ее в милое сердцу половодье красок, солнце и бездонное небо родины.
Золотые или ослепительно белые пляжи, голубые лагуны, благоухающие заросли прихотливой радуги тропических цветов сулили возможность уединения. Уединение можно было найти и среди раздолья фермерских угодий, в тени девственной зелени леса или в бескрайности уже начинающей желтеть саваны.
Не вызывали раздражения и старые знакомые. Речел для них стала эталоном современного европейского стиля жизни. Суета рождественских и новогодних празднеств позволила забыться, отвлечься от своих несчастий. Череда встреч со старыми друзьями, новых знакомств, вечеринок, развлечений, дружеских застолий продлила это забытье, но уже в феврале Речел поняла, что потеря Рона невосполнима. Она ловила себя на том, что любого мужчину желавшего с ней сблизится, она оценивает по критериям, эталоном для которых служил уже идеализированный образ Ламоля.
К апрелю австралийская провинциальность стала невыносимой. Начала забываться жестокость людей, которые сделали ее одним из инструментов глумления над Роном, все чаще вспоминалась изысканность дома де Гре и ее окружения. Веселье и раскованность подручных Георга. Изощренная опытность любви Тони. То, что еще в конце прошлого года внушало горечь, опять начало приобретать черты привлекательности. Возникло чувство очередной утраты. Чувство оторванности от сообщества интересных людей. Желание вернуть расположение затейника с далекого средиземноморского острова и его приближенных.
И, Речел испытала неподдельное счастье, когда, в начале мая, ее нашло послание Георга, приглашавшее ее: «... прибыть в Грецию в начале июня для отдыха и участия в наших обычных летних развлечениях». К письму прилагался чек на порядочную сумму, но даже если бы его и не было, она нашла бы способ примчаться на этот зов без промедления. Расставалась с Австралией без сожаления, с твердым намерением обосноваться если не в Европе то в Америке.
В Афинском аэропорту Речел встретил Тони и двухместный номер в пирейском отеле не вызвал у нее протеста, а бурная ночь полностью восстановила давнего любовника в былых правах. На виллу Речел попала уже через пару недель в качестве «подруги» невесты нового «испытуемого» и принимала участие в «эксперименте» до конца очередного «летнего развлечения».