Островок Вневременье - страница 18

стр.

В процессе изучения документов нос гаишника непрерывно двигался. Я сообразил, что вовсе не документы он смотрел, а принюхивался.

— Пройдемте на пост.

Пожимаю плечами. Все встало на свои места. Обычно стационарные посты чаще всего разводили шоферов на "пьянку". Если даже не пахнет, то все равно придерутся. А дашь слабину, дернешься, скажешь, что неделю назад выпил хоть кружку кваса, — все, готовь денежки.

На посту начинается главная проверка. Аппарат прост до невозможности: неглубокая банка.

— Дыхни туда, — приказывает мент.

Дышу, хотя и с души воротит от страждущей морды. Но альтернатива предельно понятна: если крендель упрется — задолбаешься в местной больничке анализы сдавать. Весь день убьешь. А результат, если медики с гайцами местными вась-вась, наверняка будет не в твою пользу. Мент нюхает "прибор" и удовлетворенно кивает:

— Пил.

— Нет, — так же твердо отрицаю я и смотрю засранцу прямо в глаза. — Не пью. Желудок болит.

Знаю, что больных они не любят и терять время лишний раз не станут. Да и вдруг я принципиальный и историю болезни на каком-нибудь судилище подниму? Еще и вони не оберешься потом. Гаишник медлит и нехотя отдает документы.

— Куда едешь? — спрашивает с заметным раздражением.

— В Челны, — докладываю.

— Езжай, — резко махает рукой, словно бы я уже вознамерился поселиться в вагончике.

— Угу.

Киваю, иду к машине и плюхаюсь на сиденье. Как ни странно, но настроение улучшилось. Прицепившийся утром гаишник — хорошая примета. Если б не он, то обязательно что-то неприятное случилось бы. Колесо прокололось или карбюратор засорился. Лучше в теплой будке выяснить отношения, чем валандаться с домкратом на обочине или замерзшими руками в остывающем салоне выкручивать жиклер.

Выруливаю на трассу.

— Осуждаешь? — вдруг спрашивает напарник.

— Ты о чем? — не сразу вклиниваюсь я в ход его мыслей.

— Да про Лариску…

— С чего вдруг?

Я и вправду удивился: это его дела, его жизнь, его грехи. У меня своих полно.

— Да ты как-то посмотрел кисло.

— Я не про то морщился, Автолыч. Просто хотел утром сегодня в машине подрыхнуть.

— А! — он просветлел даже. — Ну извини, не понял. Так уж вышло. Я ж Наталью свою очень люблю, а бабы — это так, отдых. Кто знает, как сложится все дальше.

— Да забыли уже. Едем нормально. Кстати, кофе где попьем? В второй харчевне?

— Можно там.

Вторая харчевня — не название, а порядковый номер забегаловки. Привыкли там пить кофе, и все. А как ее зовут на самом деле — совершенно без разницы.

— А она все равно тебя хотела, — продолжил Автолыч, глядя на снежный лес за окошком. — Говорила, мол, что к тебе хочет пойти. Очень ты ей приглянулся.

— Да я как-то не расположен был, — пожимаю я плечами.

— Хорошая девка… — кивает головой Сашка и довольно жмурится, вспоминая.

— Согласен. Мне она тоже понравилась, — и прибавляю зачем-то: — Как человек понравилась.

— Она и как человек, и как женщина, и вообще…

— Тебе видней, — осторожно отвечаю я.

Пьем в харчевне кофе. Тут он нормальный, вареный, а не вездесущая жженая резина из красной железной банки. Пьем, думаем, вдыхаем утро, выдыхаем ночь… Здесь же на дорожку легально навещаем будку: клиентам разрешается. Стало легко, а значит, теперь поскачем веселее.

Ухабов не слишком много, машина идет бодро. Цивильский пост проходим без задержек. Гаишникам не до нас — они там уже фуру зацепили. С дальнобоя навара куда больше, чем с плюгавого жигуленка, будь он сто раз московским.

Серый облезлый населенный пункт наконец-то заканчивается. Нет ни капли сомнений, что от реки Цивиль город получил свое имя, ибо оно почти не связано с цивилизацией. Точнее, не должен быть связано при таком антураже. Имя "Постапокалиптическ" куда больше отражало бы суть. После увиденного не трудно понять Ларису, делавшую карьеру на трассе. Альтернатива — синячить в компании вымирающих от цирроза соседей и друзей.

Снова пошел снежок. Реденький, пушистый, почти не мешающий видеть дорогу далеко перед. Читаю названия сел. Они интересные и почему-то кажущиеся домашними, словно тапочки: Нюрши, Чирчикасы, Сине-Кинчеры… Наверное, тюркские проценты в моей кровушке порождают столь необычные ассоциации, а вот остальные нации бунтуют. Иногда они меня прям-таки подталкивают где-нибудь в этих краях установить табличку "Фермопилы".