Островок Вневременье - страница 6

— Что ж ты делаешь, так тебя и так? Ты чего дергаешься?

— Да знаю я! Не дергаюсь, а еду, — огрызался я.

— Обижайся не обижайся, но ты — чайник.

— Да я давно за рулем. Даже таксовал по городу.

— Таксовал — не показатель. Это хоть сколько, да и трасса — не город. Многие всю жизнь чайники. К тому же с твоей дерготней ты быстро устаешь и расходуешь горючку, на которой можно немножко денежек срубить на пиво. Дело твое, конечно, но попробуй как-нибудь ехать так, как говорю я. Сам почувствуешь.

Я все же попытался. Не скажу, чтоб с охотой, бо считал себя крутым профи, но потом проникся. Вообще скажу: ломать себя через коленку гораздо труднее, чем средних размеров полено. Но получилось, хоть и со скрипом. И вправду оказалось, что его советы очень полезны. Учился я прилежно, советы мотал на ус. И однажды количество перешло-таки в качество.

— Теперь, — сказал тогда Автолыч, — могу спокойно хлебнуть пивка и поспать, пока ты за рулем. В смысле, уверен, что проснусь.

В машине царила Африка. Я уселся, стянул куртку и кинул ее поверх сумок. Не свалится. Но даже если упадет, то больно не будет. Снимать верхнюю одежду — не ритуал, а необходимость. На короткие расстояния не имеет смысла раздеваться, а вот через пять-шесть часов трассы любая лишняя одежка становится раздражающим фактором.

Автолыч поцеловал жену и уселся в жигуленок. Я махнул ей рукой и осторожно вырулил со двора, ощущая, как перегруженная легковушка тяжело покачивается на кочках. Наталья закрыла за нами ворота, а потом вышла из калитки, стояла и смотрела нам вслед, пока мы ковыляли по проселку. Мне показалось, что я вижу в зеркало глаза Ники.

Ремень безопасности Автолыч презирал. В его "пятерке" висели на стойках огрызки, которые и воткнуть-то не во что было, но меня он не оговаривал. Дело не в штрафах, просто я чувствую себя без ремешка словно без трусов. Неуютно мне в кресле без этой штуки. Как и все в мире, понимание необходимости ремня пришло через боль. На первой своей машинюшке, старом москвиче, налетел на стоявшую ребром крышку канализационного люка. Налетел балкой. И скорость-то была с гулькин нос — от силы километров десять, а так грудью наделся на руль, что дыхание перехватило и звездочки хороводы принялись водить вокруг головы. С той поры москвича стало тянуть немного влево, а я сразу пристегивал себя ремнем, едва усаживался в кресло. Вот такая полезная травма.

Короче, Автолычу пофигу. Ума не приложу, как он отработал водилой столько времени и не приобрел рефлекс. Может и не попадал так, как я. Он застегнул свой ремешок позади сидушки, чтоб менты не прикапывались, устроился поудобней и раскурил первую дорожную сигарету. Я приоткрыл окошко и засмолил свою. А повозка наша цыганская вывалилась из узеньких проездов одноэтажной Малаховки и потюхала по Егорьевке.

Родное мое шоссе. Дача там, на которой я вырос. Многое лучшее, что со мной было, — осталось там. Ну, дача — громко сказано. Садовый участок, что дед с бабушкой получили от завода. Поднимали они его с болотных горизонтов, когда мои родители на работах прятались от садовой повинности. Меня, понятно, никто и не напрягал. Внук копался в песочных кучах, а когда подрос немного, летал на велике с друзьями. Иногда мы стояли в воротах, ловили грузовики с песком и землей, кто из садоводов чего заказывал, и просили:

— Дядь, прокати!

Дороги-то там — минут пять грунтовки, и та вся в ямах. Но зато потом долго обсуждали кабины зилов, кразов и газонов. Педофилов и маньяков, на наше везение, не попадалось среди этих прокуренных загорелых ребят в промасленной одежке. Эх, да что еще скажешь про детство, разве вздохнешь со светлой грустью, вспоминая стучащий в маленькие прямоугольнички стекол террасы дождь или яркое летнее солнце, раскалявшее песок на дворе. Воспоминаний-то плохих и не осталось вовсе. Помню, что ревел и думал, что никогда не забуду обиду, а о чем речь шла — нынче и не вспомню.

По Егорьевке мы ездили, конечно, позже, когда дед купил машину. На заводе у них там распределяли. Четыреста двенадцатый ИЖ табачного цвета. Я на нем с одиннадцати лет ездить учился и об столбик крыло бедолаге рихтанул. Кстати, на границе Тульской области у поста ГАИ на постаменте как раз такой же аппаратик стоит. Только с ментовскими примочками и раскраской соответствующей. Но цвет машинки точно тот, на котором меня дед учил кататься, — табачный.