Освобождённая возлюбленная - страница 10

Её рот дёрнулся, будто при иных обстоятельствах она могла улыбнуться.

— Ты можешь говорить на любом языке, котором пожелаешь, — сказал она на английском с акцентом. — Я свободно говорю на… многих.

Как и он. И значит, Вишес не мог сформулировать ответ аж на шестнадцати языках мира. Он потрясающий умник.

— Есть известия… от твоей шеллан? — запинаясь, спросила она.

— Нет. Ещё болеутоляющего?

Её голос был слабее, чем перед его выходом в коридор.

— Нет, спасибо. Они заставляют меня… чувствовать себя странно.

Потом последовала длинная пауза.

Которая становилась ещё длиннее.

И длиннее.

Господи, может, он должен был взять её за руку… всё-таки, она чувствовала тело выше талии. Да, но что он мог предложить ей в этом плане? Его левая рука дрожала, а правая несла смерть.

— Вишес, время не…

Когда его сестра замолчала, он закончил предложение про себя: «…на нашей стороне».

Чёрт, он хочет, чтобы это оказалось неправдой. Когда дело касалось повреждений позвоночника, как и в случае с сердечными приступами и ударами, шансы становились всё меньше с каждой уходящей минутой, в которую пациенту не оказывалась помощь.

Человеческому хирургу лучше оказаться таким выдающимся, каким его рекламирует Джейн.

— Вишес?

— Да?

— Ты жалеешь, что я пришла сюда?

Он нахмурился.

— Ты что такое говоришь? Конечно же, я хочу, чтобы ты была рядом.

Начав притоптывать ногой, он задался вопросом, как скоро ему потребуется следующая сигарета. Он просто не мог дышать, сидя здесь, не был способен делать что-либо, пока его сестра страдала, к тому же его мозг разрывали вопросы. На его макушке сидели тысячи «как?» и «почему?», но он не мог задать их. Пэйн выглядела так, будто в любой момент могла впасть в кому от испытываемой боли, так что сейчас не самое удачное время для kaffeeklatsch[10].

Дерьмо. Вампиры могли излечиваться со скоростью молнии, но едва ли они были бессмертны.

Он вполне мог потерять свою сестру, так и не узнав её толком.

При этой мысли, он быстро просмотрел её жизненные показатели на мониторе. Кровяное давление расы вампиров отличалось низким уровнем, но сейчас, в случае Пэйн, оно стремилось к нулевой отметке. Пульс был замедленным и неровным, будто за барабаны посадили белых парней. А у кислородного датчика вообще пришлось выключить звук, потому что он беспрерывно подавал сигнал тревоги.

Когда её глаза закрылись, Ви подумал, что это может быть в последний раз, и что он сделал для неё? Лишь накричал, когда она задала вопрос.

Он наклонился ближе, чувствуя себя полным придурком.

— Пэйн, ты должна держаться. Я достану то, в чём ты нуждаешься, только не сдавайся.

Её веки поднялись, и сестра посмотрела на него с позиции своей закреплённой в неподвижном состоянии головы.

— Я принесла слишком много всего на твой порог.

— Не думай обо мне.

— Это всё, что я когда-либо делала.

Ви снова нахмурился. Очевидно, эта последняя новость в духе брат/сестра была неизвестна только ему. Интересно, откуда, чёрт возьми, она узнала о нём.

И что конкретно она знала.

Чёрт, ещё один повод жалеть, что он не вёл ванильную жизнь.

— Ты так веришь в этого целителя, — пробормотала она.

О, да не особо. Вишес был уверен лишь в одном: если ублюдок убьёт Пэйн, то этой ночью всех ждут двойные похороны… учитывая, если от человека останется что-то, что можно закопать или сжечь.

— Вишес?

— Моя шеллан доверяет ему.

Пэйн подняла глаза вверх и больше не отводила взгляд. Она смотрела на потолок? удивился Ви. На висящую над ней лампу? Что-то, чего он не мог увидеть?

В конце концов, она сказала:

— Спроси, как долго я пробыла на попечение нашей матери.

— Уверена, что у тебя есть силы для разговоров? — Когда она продолжила смотреть на него, Ви захотелось улыбнуться. — Как долго?

— Какой сейчас год на Земле? — Он ответил, и её глаза расширились. — Воистину. Сотни лет. Я была в плену у нашей мамэн на протяжении… сотен лет своей жизни.

Вишес почувствовал, как кончики клыков начало покалывать от злости. Их мать… ему следовало знать, что обретённый с его женщиной покой продлится не долго.

— Сейчас ты свободна.

— Да? — Она посмотрела на свои ноги. — Я не смогу жить в очередной тюрьме.