От аншлага до «Аншлага» - страница 63

стр.

Больше театров, куда бы он мог перейти, не нашлось, поэтому ему пришлось вообще уйти из профессии. Несколько лет Сергей проработал в том же ТЮЗе осветителем. Я тоже когда-то был рабочим сцены, поэтому знаю, что это такое, но Сергею было значительно хуже, потому что одно дело — перейти из осветителей в актеры, и совсем другое — из актеров в осветители. У человека в такой ситуации начинают развиваться комплексы, появляются обиды на всех и вся, он становится раздражительным и даже порой озлобленным. А если учесть, что в деятельности рабочих сцены очень мало творчества (наибольшие умственные усилия при их невысокой зарплате требуются для того, чтобы придумать, где раздобыть бутылку), то нетрудно понять, что радости в жизни Сергея почти не осталось. А ведь есть еще семья — жена и дочь (вторая родилась, когда Сергей работал уже в «Христофоре»), тоже требующие внимания и средств, которых катастрофически не хватало. В общем, подводя итог дохристофоровскому периоду театральной жизни Сергея Александрова, можно кратко выразить его так: счастья мало, а перспектив — еще меньше. И вот тут, как вы уже догадались, вмешался Его Величество Счастливый Случай.

Однажды мы ехали с Сергеем в одном переполненном троллейбусе, поток пассажиров вынес его к тому месту, где стоял я, потом мы были припечатаны соседями друг к другу, узнали друг друга (мы были раньше знакомы, ведь Сергей учился на курс старше меня) и, так как ехать было достаточно далеко, разговорились. Он рассказал мне о своей судьбе, я — о работе в «Христофоре». Мой рассказ его заинтересовал, поэтому я предложил Сергею прийти к нам и «попробоваться». Через пару дней он пришел в «Христофор», но как раз после окончания спектакля, из-за чего смотрели его только Перцов, Лесной и я, а остальные в это время убирали декорации и аппаратуру. Показ проходил нервно и не очень удачно. Александров продемонстрировал пантомимический номер про борца Бамбулу, который «поднимает три венских стула и мокрое полотенце», потом еще что-то, но все это не производило должного впечатления, тем более что пантомима никогда не была его коньком, а юмором Сергей раньше просто не занимался. Не знаю, что было бы дальше, но тут сыграла свою роль интуиция Перцова, его умение видеть «наших» актеров. Ему очень понравились фактура Александрова и его страстное желание работать. И Перцов, как всегда в таких случаях, не ошибся. Сергей очень легко и быстро влился в коллектив театра, нашел в нем, как сейчас говорят, свою нишу. Прежде всего, к нему перешли все женские роли, здесь он оказался вне конкуренции. А как ему удавались образы тупых солдафонов, чинуш и милиционеров! Все свои комплексы и недостатки он так здорово использовал в работе, что они превращались в достоинства и позволяли расцвечивать роли новыми необычными красками. У него появилась масса поклонников, и не только в Минске, его узнавали, дарили цветы. Однажды на гастролях в Евпатории, когда он с блеском несколько вечеров подряд выступил в женских ролях, к нему пришла делегация местных гомосексуалистов и пригласила на свою «тусовку». Он поблагодарил за приглашение, но, конечно, не пошел, что не избавило его, разумеется, от нашего подтрунивания.

В той же Евпатории Сергей попал в еще одну забавную историю.

Как-то мы стояли возле гостиницы и ждали наш автобус, который должен был отвезти нас в другой город Крыма. Рядом крутился маленький мальчик лет девяти-десяти. Вел он себя отвратительно: лез в наши сумки, говорил гадости, дергал за одежду, корчил рожи и даже швырял в нас камни. Чтобы вы могли себе его лучше представить, вспомните героя рассказа О'Генри «Вождь краснокожих» — тот был намного лучше. Проказник довел всех до такого состояния, что один из наших музыкантов, Леонид Клунный, не выдержал и дернул его за ухо. Мальчуган сразу заорал так, будто его убивают. На крик из окна выглянула его мать. Надо отдать ей должное, она самокритично относилась к результатам своей воспитательной деятельности, поэтому встала на нашу сторону и громко начала ругать сына. Он моментально замолчал и покорно слушал ее нотации, ковыряясь в носу. А в это время к нам подошел Сергей Александров, отлучавшийся в ближайшую пивную, чтобы выпить на дорогу бокал понравившегося ему дряннейшего евпаторийского пива. Всей предыстории инцидента он не знал, застал лишь монолог матери, поэтому, дослушав его до конца, Сергей, воодушевленный переливавшимся в животе пивом, назидательно сказал женщине: