От июня до июля - страница 2

Мельканье ног - мужских, женских, детских. Перекошенные ужасом лица, глаза - то застывшие, мертвые, то расширенные от ужаса. Истерические крики и стоны, брызнувшие мозги, бьющая фонтаном кровь. Старики, отбежав сколько хватало сил, падали за копны свежего пахучего сена в наивной надежде найти здесь спасение, а кто помоложе, сильнее и крепче продолжали бежать к лесу. Па­дая, переползая, поднимаясь и опять бросаясь к спасительной и уже не очень-то далекой лесной чаще. Но почти все падали не добежав, простреленные насквозь. Таким оказалось их еврейское счастье.

Эту золотисто-белокурую красавицу лет восемнадцати в модном шелковом платье и с узелком в руках в колонне беженцев вообще никто не знал. Приблуда какая-то - прибилась, наверное, этой ночью. Она очень быстро бежала от пуле­метов, бежала, обгоняя многих, но вдруг споткнулась о нелепо торчащие из-за свеже-пахучей копны чьи-то одеревенело выставленные ноги и грохнулась на землю. Но тотчас подняла голову и закричала девчонке, рыдающей за копной над женщиной, которой пулеметной очередью срезало полголовы.

- Что вы тут... разлеглись! Расселась! Спасайся! Беги, дура, за мной! А то убьют!

Девчонка глянула на нее непонимающе зареванными глазами, никак не реаги­руя, она походила на сошедшую от горя с ума. Блондинка ухватила её длинную толстую черную косу и сильно дернула - плачущая аж клацнула зубами.

- Ползи за мной! - прямо в лицо ей крикнула блондинка. - Ползи, а то убьют, гады.

И потащила ее за руку. Через несколько метров они вскочили и побежали, но не в сторону леса, куда бежали все, а в правую сторону, в заросли шиповника у приболоченной низинки. Упали, проползли на четвереньках среди травы, еще не­много перебежали, а потом опять ползком вдоль кустарника. Змеюкой блондин­ка ввинтилась в крошечную норку между колючими кустами, словно всю жизнь жила там. Другая беглянка неуклюже протиснулась следом. Заползли в самую се­редину зарослей и замерли, прижавшись к земле. Пулеметная очередь резанула по кустам - раз, другой. Мотоцикл газанул в полусотне метров от кустов, обдавая смрадом полевые цветы, и помчался в сторону леса, унося пулеметные очереди к разбегающейся кричащей толпе людей.

Девчонки лежали, прижавшись телом и головами к земле, словно превратив­шись в ящериц, в траву, в шиповник. Пулеметные очереди становились реже, рас­сыпались они все дальше и дальше у леса. Потом протарахтели мотоциклы по полю в обратную сторону - от леса к дороге. Сердца девчонок остановились, когда один мотоцикл, возвращаясь к шоссе, пророкотал метрах в ста от кустов шиповника. Слышалась немецкая речь. Еще минуты через три отряд мотоциклистов собрался на шоссе, пиликнули губные гармошки, и под рокот мотоциклов смерть помчалась на восток, вслед за ушедшей час назад воинской колонной Красной Армии.

Выбравшись из зарослей шиповника, брюнетка побежала к убитой у копны женщине и опять зарыдала над телом, в горе обхватив лицо ладошками. Блондин­ка стояла рядом и, покусывая губы, смотрела по сторонам. Клеверное поле теперь было усеяно мертвыми телами, разбросанными вещами. Из леса появлялись спас­шиеся и с громкими рыданиями шли по полю смерти, отыскивая родных.

- Это твоя мать? - спросила блондинка.

Длиннокосая покачала головой.

- Мамина сестра, тетя Сарра. Я у нее жила этот год.

- Как тебя зовут?

Та подняла свои большие, выразительные, чуть раскосые глаза.

- Софа.

- Вот что, Софа. Надо идти на восток. Надо догонять армию. Нельзя оставать­ся под немцем, понимаешь?

Та покачала головой:

- Надо похоронить тетю Сарру.

- Ее похоронят местные крестьяне. Всех убитых похоронят. А нам надо идти. Спешить. Бежать. Потому что если немцы придут, то убьют и нас с тобой. А сна­чала еще изнасилуют всей ротой.

Софа испуганными глазами глядела на блондинку. Та нервно передернула пле­чами.

- Ты, Софка, еще в себя не пришла. Да и я, по правде, тоже. Но я уже второй раз от немцев бегу, поэтому послушай меня - надо идти. Скорее. Как можно скорее успеть за Неман. А там ещё, может быть, эшелоны отправляют на Минск.

Софа покачала головой:

- Мне надо в Слоним. Там мои мама и папа. И надо похоронить тетю Сарру.