От края и до края. Сказки народов Советского Союза - страница 36

— Чего вы, мужики, испугались. Я такой же мужик, как и вы. Зовут меня Асилак.

— Ну, видно, придётся тебе горевать с нами до конца твоих дней, — сказал один мужик.

— Не придётся, — сказал Асилак. — Кончилось ваше горе, мужики. Не бойтеся змея. Нет его больше. Даже пепел его рассеялся вместе с дымом. Кидайте-ка вы работу, да расходитесь по домам.

Обрадовались мужики, обнимают Асилака, поют, прыгают от радости.

И пошли мужики в свои родные сёла, чтобы работать на своей земле на радость себе и своим детям.

А Асилак пошёл в ту сторону, где еще мужики приневолены змеем лютым да его подлыми слугами. И скоро придёт час, когда все мужики будут вольными.

Жил на свете парень. Поглядеть на него, так ничем не приметный, — и умом не быстрый, и в работе не ловкий, — а вот на дудочке или на чём другом сыграть — великий был мастер. За то и прозвали его люди — Музыка, а про настоящее его имя, отцом-матерью данное, совсем позабыли.

Ещё когда малым хлопчиком он был, — пошлют его волов пасти, а он смастерит себе из лозы дудочку, да так заиграет, что волы и те заслушаются, развесят уши и стоят, точно их кто заколдовал.

А то пойдёт Музыка в ночное. На дворе лето, ночи тёплые, аж парит. Приведут хлопцы и девки коней на дубраву, пляшут, смеются, песни поют. Ведомо, молодость! Ей всегда весело! А Музыка как заиграет на своей дудочке, — все разом и притихнут. И сдаётся, будто какая сладость в сердце входит, будто какая сила подхватывает — и несёт, и несёт, всё выше и выше, к ясным зорькам, в чистое небо, в чистое, синее, широкое небо.

Сидят парни и девки тихо-претихо. Сидят и слушают. И ведь всю бы жизнь так сидели, всё бы слушали, как Музыка играет.

Вот замолчит он. Никто ворохнуться не смеет, только бы тот голос не спугнуть, что поёт, рассыпается по дубравам да по лесу, по земле стелется, в небе звенит. Все птахи лесные примолкнут. Уж на что лягушки болтливы, а тут и они замолчат, вылезут из своего болота и сидят на кочках, словно неживые.

А то вдруг заиграет Музыка протяжно, жалостно. Заплачут тогда и лес, и дубрава, откуда ни возьмись хмурки набегут, с неба слёзы польются.

Идут мужики и бабы до дому, после целого-то дня работы, — учуют ту музыку и остановятся. И уж такая разберёт их жалость, что даже мужики — старые, бородатые — и те в голос плачут, будто плакальщицы, что над покойником голосят.

А Музыка тем часом возьми да и сверни от жалостного да на весёлое. Что тут сделается! Побросают все свои косы и вилы, грабли и баклаги, возьмутся за бока и давай плясать. Пляшут старики, пляшут малые дети, пляшут копи, пляшут травы, пляшут зорьки, пляшут хмурки — всё пляшет, всё смеётся.

Вот какой был Музыка-чародейник, — что захочет, то с сердцем и сделает!

А когда подрос Музыка, смастерил он себе скрипочку и пошёл по белу свету тешить людей. Ходит он по деревням и сёлам, играет на своей скрипочке, и кто его ни услышит, всякий в дом к себе позовёт, как самого дорогого гостя примет, напоит, накормит, да ещё на дорогу чего-нибудь даст.

Так и жил бы себе Музыка, да на беду в тех местах чертей было видимо-невидимо. В каждом болоте водились, в каждом овражке. И никому от этой нечисти проходу не было.

Видят черти, что куда Музыка ни придёт, где на своей скрипочке ни сыграет, там люди меньше грешат, — и невзлюбили они его. На то ведь и черти! Им жизнь не в жизнь, если люди от греха уйдут.

Вот раз как-то шёл Музыка лесом, а черти его и выследили.

— Ну, уж теперь-то, — говорят, — мы его изведём.

И наслали они на него двенадцать волков.

Вышли волки на дорогу, стоят, зубами лязгают, а глаза-то у них круглые, что твои лукошки, и точно горячие уголья горят.

Остановился Музыка. Нет у него ничего в руках, чем бы от волков защититься, только скрипка в мешочке.

«Что тут делать? — думает Музыка. — Что придумать?».

Да ничего не придумаешь. Видит Музыка — пришёл ему конец.

Достал он тут из мешочка свою скрипочку, чтобы напоследок ещё хоть разок поиграть, прислонился к дереву и начал водить смычком по струнам.

Что живая, заговорила скрипка!

Притаился лес, листком не шелохнёт. А волки, как разинули пасти, так словно и окаменели. Стоят, слушают Музыку, а слёзы из волчьих глаз текут и текут, сами собой текут.