От одного сладкого страха, до двойной горькой любви - страница 8

Треск. Треск чего-то рвущегося не мог не приковать внимание остальных, если бы «остальные» были живы, но скелетам не было интересно, как спал их убийца. А спал убийца в «настоящем» теле — большого паука. Его лапки верно держали его на паутине все 27 лет. И одна из его лапок, так нежно, так дорого, прижимало к брюху, пожелтевший от старости, размазанный рисунок. Паук был похож, больше, на гигантского Каракурта в половозрелом возрасте (абсолютно чёрный), как и сама душа. Хотя цветастый рисунок разбавлял гущу мрака. Большое количество глаз паука раскрылись, устало промаргиваясь, и затем, паутина оборвалась. В полёте, большой паук успел обратиться в клоуна, сжимая в руках рисунок. После приземления, он зевнул, и сделал небольшую зарядку, и глянув на рисунок, грустно улыбнулся.  — Стеф… — прохрипел он, и вновь зевнув, сложил в карман костюма. — Как же я голоден… — тут он сказал это, чуть рыча, и ведь действительно, спустя 27 лет, его желудок стал болеть, и молить о детской плоти. Первая жертва была в миг обглодана до костей, так как, 27 лет голода, это не хухры мухры. Клоун даже не был уверен, кого он съел. Ребёнок то, или взрослый человек, мальчик или девочка. Его это никак не интересовало. Мягкая, податливая плоть, словно возвращала его в жизнь, и он с удовольствием ощущал вкус на языке. Вкус страха, вкус боли, вкус страдания, вкус печали и тоски… Вкус спокойствия… От которого стало тошнить. Пеннивайз раскрыл глаза, отдёрнул себя от наслаждения. Знакомый запах, и знакомый вкус вызвал трепет в его груди, и странную дрожь в животе.  — Она вернулась? — прошептал он себе, и щелчком смахивая с себя кровь, пронзая мрак своим янтарным блеском глаз, стремглав помчался к дому, где не был так долго. Хотя, для него, события 27 лет пронеслись не заметно, но он знал, как это время могло повлиять на его милую Стеф. И вот, он уже у окна. Светлые голубые глаза беспокойно озарили комнату. Да! Да, это был тот самый дом, и её комната, её запах витал, и тот же вкус одиночества, но… Что-то в ней явно изменилось, и это чувствовал клоун, что-то неуловимое.  — Да-да, конечно, пусть приезжает. Тут прекрасная погодка… Нет-нет. — звонкий голос откуда-то из коридора заласкал уши клоуна, и в сердце Пеннивайза проскочили ностальгические воспоминания. Перед ним вышла девушка, красивая, с теми же светлыми волосами, и зелёными глазами. Он не забыл, как выглядела его маленькая принцесса, и он увидел, как время успело наколдовать ей прекрасную внешность. Она говорила по телефону, нежно улыбаясь, сидя в одном полотенце на кровати, с мокрыми волосам. Клоун слышал, что говорила она с какой-то женщиной.  — Конечно… Да-да… Нет, я буду только рада. Хорошо, пока. — сказала она, и отключила телефон. Клоуна всего спёрло, ведь этот надоедливый белый шум, спустя так много лет, никуда не исчез. Она вновь не о чём не думала, и только сидела, смотрела в пустоту, и как в старые времена, её мысли вмиг вихрем пролетелись по мозгу, и у Пеннивайза заболела от этого голова.  — Да, это моя милая Стеф… — прошептал он, заглядывая к ней в комнату. Девушка ушла в коридор, предоставляя шанс клоуну влезть в комнату. Вещи были аккуратно сложены в шкаф, голые стены, и его чемоданчик. — Ты хранила обо мне воспоминания? Смотрю, ты только приехала… Хорошо-хорошо. — но как вдруг Стефани вернулась в комнату, клоуна и след простыл. Она тяжело выдохнула, и потянулась. В середине ночи, когда никто не выходил на улицу, где-то, интуитивно чувствуя, что хищник на охоте, дул тёплый ветер. На небе не было и облачка, поэтому яркие звёзды можно было обозревать без проблем. Девушка воротилась на кровати, никак не могла уснуть, ей требовался голос, что отправил бы её в царство Морфея, но даже сейчас, когда она выпила снотворного, ей не спиться. Она тяжело встала с кровати. Её бессонница не проходила много-много лет, и теперь, в этом доме, она уже почувствовала, как эта хроническая болезнь обострилась. Медленно стаскивая ноги на пол, волоча их к коридору, она мельком глянула на улицу. То что она увидела, для неё служило зарядом тока. На автобусной остановке, держа красный шарик, сидел странный мужчина с огненно-рыжими волосами. Он так сильно смахивал на клоуна, — её воображаемого друга, — что она бессознательно оделась, и вышла на улицу. Она посмотрела на клоуна, и неуверенными шажками шла к нему. Ей было поистине страшно к нему подходить, а вдруг, он окажется маньяком?! Каким-нибудь психом?! Но она всё ровно шла к нему, содрогаясь от каждой мысли, что он вот-вот, да и ринется за ней.  — Что ты здесь делаешь, Стефани?! — взвизгнул он от радости, и повернул свою голову в её направление. Из его жуткой, растянувшийся улыбки до ушей, капали слюни. Через его щёки прорезались острые зубы. А глаза горели янтарём. Пеннивайз не мог сдержать своего голода, потому что она боялась, и он знал, что это неправильно. Страх застрял в её горле, и она сорвалась в беге, врываясь к себе домой. Хлопнув входной дверью, она с дрожью, еле-еле заперлась на ключ. «Что за чертовщина?! Что за чертовщина?! Что за чертовщина?!» — лишь эти слова наполнили её мысли. — Стефани, разве мы не договаривались не бегать?! Ты же знаешь, как я голоден. — голос, с писклявого клоуна, перешёл на страшный рык. Из тени, прямо перед ней, вышел Пеннивайз. Его низ тела принадлежал пауку, а верхний, клоуну.  — Кто ты?! Уйди! Уйди! — визжала она, закрывая руками свои глаза, чтобы не видеть сие кошмара воплоти.  — Да… Да… — промурлыкал клоун грубым голосом. — Этот страх я добивался от тебя! Этот! Но… — девушка услышала, как лапки по деревянному полу, стали отдаляться. Она открыла свои глаза, и увидела, этого же клоуна, имевшего нормальное тело. — Это не тот сладкий страх. Ты забыла меня… — разочарованно сказал он, отходя назад, утыкаясь спиной к стенке.  — К-к-кто ты… Я-я не знаю… — звериный страх окутал каждую клеточку её тела, жестко сжимая в тесках. Она смотрела на клоуна, что поднял на неё янтарные глаза.  — Не знаешь? Не знаешь… — опустошение в его сердце осыпалось тяжёлым камнем. И кинув на неё последний взгляд, исчез во мраке.