От полуночи до часа кошмаров - страница 25

стр.

Я отогнал эти мысли и попытался посмотреть на вещи более оптимистично. Ничего особенного в этой темноте нет и быть не может. Небо покрыто облаками, а двор со всех сторон окружен стенами. Нигде не горит свет. Темно, просто темно, не более того.

Во всяком случае, я убедил себя в этом.

Когда я подошел к лестнице, Эд церемонно поднес сигарету ко рту. Этого было достаточно, чтобы мне тоже жутко захотелось курить, но у меня кончились сигареты, однако просить сигарету именно у Эда было выше моих сил.

— Вот это каменная кладка! — Эд глубоко затянулся и оглянулся вокруг, нарочито жестикулируя, как будто он знал больше нас всех. — Добро пожаловать в замок Франкенштейна.

— Франкенштейн жил в абсолютно нормальном доме, а его лаборатория находилась в старой сторожевой башне, — сообщила Мария, — а вовсе не в замке, — она поставила свой чемодан — вежливость Стефана не зашла так далеко, чтобы донести чемодан весом в центнер до самой лестницы — и смерила Эда почти снисходительной улыбкой. — К тому же это здание — не замок. В конце пятнадцатого столетия это здание кратковременно служило крепостью и было соответственно перестроено, а с начала шестидесятых здесь располагался интернат. А все остальное время здесь был монастырь.

— Я под впечатлением, — насмешливо сказал Эд. — Интернат или публичная библиотека?

— Общеобразовательная школа, — ответила Мария. Надо отдать ей должное, она была находчива. К несчастью, ее мужества ей хватало ненадолго, оно кончалось раньше, чем она находила подходящие слова. Ее голос снова задрожал, и она не выдержала широкую гримасу Эда.

— Эй-эй! Нечего спорить, — сказала Элен. — Сейчас совершенно неподходящий момент.

— И совершенно неподходящее место, как мне кажется, — прошептал я, наклоняясь к Юдифи. Она пододвинулась ближе ко мне, обхватила себя руками, и я увидел, что она сильно дрожит. Было холодно, но не настолько, подумал я. — Вы можете говорить, что хотите, но мне здесь не по себе.

— Если вам интересно мое мнение, то это все инсценировка, — сказал Стефан. — Включая нашего странного шофера. Я не понимаю, что это все значит, но я чувствую, что все это не по-настоящему.

— Во всяком случае, Флеминг умер по-настоящему, — сказала Элен. — В этом вы можете быть совершенно уверены.

— А ведь что-то в этом роде действительно можно фальсифицировать? — спросила Юдифь. Она не смотрела прямо на Элен, а неуверенно оглядывалась вокруг. Так как все мы стояли в круге света, отбрасываемом фарами автомобиля, мне было видно, как встали дыбом нежные бесцветные волоски на тыльной стороне ее кисти и на шее. Она действительно мерзла. — Несколько спецэффектов, как в кино, хороший актер…

— В таком случае он должен быть чертовски хорошим актером, — сказала Элен. — Пульса нет, сердцебиения нет, к тому же красные глазные яблоки — я бы сказала, что этот тип достоин минимум трех Оскаров, — она тихо рассмеялась, но так презрительно, что только за одно это я ее почти возненавидел. — Я же врач, детка.

— Ну, это только предположение, — защищалась Юдифь. Она задрожала еще сильнее и еще ближе подошла ко мне. Я видел, что она действительно очень сильно замерзла, а также я понимал, что она только того и ждет, что я обниму ее, чтобы согреть. А почему, собственно, нет? Несмотря на десять или пятнадцать фунтов лишнего веса, она была довольно миниатюрной. И это была легкая добыча.

Дверь наверху открылась, и появился Цербер.

— Можете войти, — сказал он. — Все готово.

— А, раздача рождественских подарков! — сострил Эд. — Надеюсь, свечи горят и гирлянды на елке зажжены?

Он эффектным движением кинул сигарету вниз, и я проследил — надеюсь, незаметно — за маленьким красным огоньком, который скатился по ступеням и рассыпался на крошечные искорки далеко внизу. Я не уверен, что какая-то часть меня не следила за этим окурком с жадностью. Довольно солидная часть. Я уже начал чувствовать никотиновый голод. Не такой же я идиот, чтобы бежать вслед этой сигарете, чтобы сделать затяжку. Однако я был не слишком далек от того, чтобы сделать это.

Элен было потянулась к своей сумке, но Цербер сделал повелительный жест.