От протеста к - сопротивлению - страница 32

. И уже было известно, что планируется принятие Закона о чрезвычайном положении и закона, запрещающего забастовки.

И тем не менее 58,2 % избирателей отдали свои голоса тем, кто собрался все это воплотить в жизнь, кто захотел влезть в чужие квартиры и кухни, оттяпать изрядный кусок чужих зарплат, лишить людей уюта и комфорта, ограничить их в правах, отменить гражданские свободы.

Такой же грандиозной, как непонимание своих интересов, является и наивность бундесбюргеров во всем, что касается внешней политики. И дело здесь не в настроениях обывателей, а в масштабах и мерках, по которым они оценивают вес и важность событий, заведомо имеющих всемирно–историческое значение.

Два примера.

Когда 4 октября 1957 года первый советский спутник обогнул Землю и принялся мерно попискивать с орбиты, миллиарды жителей планеты с восторгом и удивлением восприняли это как акт покорения космоса — и только наш бундесканцлер «успокоил» тревоги западного мира по поводу преимуществ советского ракетостроения дежурной глупостью. «Высоко — не низко», — сказал он, и на этом эпохальная веха в развитии науки человечества была для него закрыта.

В дни, когда в Москве договорились–таки о запрещении испытаний ядерного оружия, когда в Лондоне, Вашингтоне и Москве лимузины чрезвычайных и полномочных послов еще только подавались к подъездам, когда еще не успели высохнуть дорогие перья, которыми подписывался этот договор, и в отношениях между Востоком и Западом сложилась такая атмосфера, какой не было со времен союзнических конференций эпохи II Мировой войны[100], в Бонне раздались вопли: ах, ах, не дай бог, признают ГДР! А «Вельт» и «Франкфуртер альгемайне» предостерегали, что не стоит высоко оценивать это соглашение, а Хёфер из кожи вон лез, требуя от своих приятелей по утренней кружке пива «здорового пессимизма», преуменьшения масштабов события, всяких «но» и «однако же», как если бы Московское соглашение было не важнейшим событием мировой политики, а чем–то несущественным и случайным.

Как же обычному потребителю газетной и телепродукции составить объективное представление о развитии мировой истории в атмосфере такого убогого провинциализма, среди этой затхлости, заплесневелости и вони?

Так и живет население ФРГ — варится в собственном соку и с закрытыми глазами проходит мимо собственной истории. Население, лишенное достоверной информации, непросвещенное, дезориентированное, не способное даже выбрать между «Прилом» и «Сунилом»[101], но зато всё досконально знающее о детском питании «Алете» и кухонных комбайнах и при этом ничего не знающее о соглашениях о взаимном ненападении или о зонах, свободных от ядерного оружия.

И вот этих людей, которые даже о себе и своих проблемах знают так мало, что не в состоянии о себе позаботиться — и уж практически ничего не знают о мировых проблемах, каждые четыре года призывают сделать выбор. А они не понимают, что им принесет этот выбор: они хорошо осведомлены совсем о другом — о различиях между вечеринками римской аристократии и римских богачей неаристократического происхождения, о любовниках и любовницах представителей британского высшего света (и в одетом виде, и в раздетом), о душераздирающих страданиях бывшей иранской шахини. Не исключено, правда, что они краем уха слышали что–то невнятное об эксплуатации в Бразилии, мошенничестве в Гонконге, бедности и коррупции на Сицилии, убийствах в Греции, расовых беспорядках в США, апартеиде в Капской провинции ЮАР. Это — темы, на которые обращает внимание иллюстрированная пресса. Но даже такое знание не отменяет проблемы тотальной неинформированности относительно того, что творится в их собственной — разделенной на две части и спешно вооружающейся — стране.

Было бы ошибкой свалить все это убожество на одного–единственного человека, которому и посвящена эта книга[102].

Однако если бы всё, что происходит в Бонне, не было бы столь провинциальным, захолустным, мелкотравчатым, кулацки–ограниченным, нагло–самонадеянным и отсталым, не имели бы успеха ни Хахфельд с его коптилкой Амадеуса[103], ни Шпрингер с его семейством изданий «Бильд».