От судьбы не уйдёшь - страница 11

— Моя ничего не имеет против.

— И, несмотря на это, футбол вас не интересует? Несмотря на это, вам безразлично, выиграет «Шальке» или проиграет?

— Да.

— Я этому не верю, — сказал Тео, покачав головой. — Я не могу ни есть, ни пить, когда «Шальке» проигрывает.

— Мне безразлично. Вообще.

Тео начал сердиться.

— Знаете, о чём вы мне напомнили?

— О чём?

— Об одной шутке, которую я слышал в Мюнхене. Сидят двое в трактире: местный житель и китаец, прекрасно понимающий по-немецки, чёрт знает откуда. Мюнхенец съел три блюда и выпил друг за другом десять кружек пива. Китаец съел одно блюдо, выпил одну кружку пива и посмотрел смущенно на мюнхенца. Потом не выдержал и спросил: «Как вы можете столько есть и пить? Это отвратительно. У нас, у китайцев, другой менталитет. Мы должны на еду настроиться. И заканчиваем кушать тогда, когда утолим чувство голода, а пить, когда утолим жажду». На это мюнхенец ответил: «Прямо как животные».

Шофёр громко рассмеялся и хлопнул себя по бедру.

— Над кем вы смеётесь? — спросил Тео с неподвижным выражением лица. — Над мюнхенцем или над китайцем?

— Конечно над китайцем.

— Неправильно! Насмешку заслужил не он. Подумайте над этим хорошенько.

Тео вынул кошелёк из кармана.

— Сколько я вам должен?

— Девять марок.

Хотя всего набежало три марки и восемьдесят пфеннингов, остальное составлял процент нечестности, которую шофёр мог запросить в зависимости от степени опьянения своих клиентов. Он часто выкачивал значительные суммы у пьяных фанатов «Шальке».

«Подсолнух» лежал в полной темноте; ни в одном окне не горел свет. Все уже спали, и поэтому поздно вернувшийся домой Теодор старался избегать ненужного шума, когда направился в спальню. У мужчин, старающихся не шуметь в такой ситуации, получается всё наоборот. Они не зажигают свет и натыкаются на стулья, спотыкаются на лестнице и цепляются за ковёр.

Сабина привыкла к тому, что её сон прерывали.

— Включи свет, — сказала она ясным голосом, когда услышала в темноте шум.

— Нет.

— Почему нет?

— Я не хочу тебя будить.

— Я уже не сплю.

— Почему, хотел бы я знать.

Не зная, что на это ответить, Сабина сказала:

— Вы сегодня оставили меня на весь вечер одну.

Теодор нащупал выключатель, и в спальне стало светло. Ослеплённая ярким светом, Сабина закрыла глаза. Теодор сел на кровать и начал снимать туфли. Он делал это осторожно, чтобы не опрокинуться вперёд головой. Во время своих стараний он разговаривал с женой. При этом его голос звучал глухо, так как голова находилась ниже края кровати.

— Ты когда-нибудь такое видела?

— Что именно? — ответила Сабина без особого интереса.

— Один водитель такси не должен ходить на футбол?

— Почему не должен?

— Потому, что его старуха запрещает ему.

Тео кряхтел, частично от возмущения на эту неизвестную ему женщину, частично от того, что стягивание туфель составляло определённую трудность. Он продолжил:

— Правда, он спорил, но так делают все подкаблучники, когда им стыдно, что жена не позволяет ему даже телевизор смотреть.

Он оставил возню с туфлями, выпрямился и, повернувшись, сказал Сабине:

— Ты не позволяешь себе такого.

Сабина открыла глаза, но как выяснилось, слишком рано. Она почувствовала, что глаза ещё не привыкли к свету и поэтому снова быстро их закрыла.

— Посмотри, в каком виде ты ложишься в кровать, — сказала она.

Теодор снова занялся своими туфлями. Кряхтя, ему наконец удалось стянуть их с ног. Затем он занялся остальной одеждой: часть бросил на стул, а часть на пол, потом накинул пижаму.

Между тем Сабина попыталась снова открыть глаза, и ей это удалось.

— Сколько ты опять выпил? — спросила она.

Такой вопрос из уст жены трактирщика был неуместен. Теодор вполне обоснованно пропустил его мимо ушей.

— Жену Пита скоро выпишут из больницы, — сообщил он, включил настольную лампу, выключил верхний свет и медленно залез в кровать.

— Она, наверное, довольна, — высказала своё мнение Сабина.

— Нет, — сказал Тео.

— Почему нет?

— Пит сказал, что не довольна.

— Уверяю тебя, что каждый радуется, когда его выписывают из больницы.

Наконец Тео удалось удобно улечься в постели. Пару раз глубоко вздохнув он, довольный, провёл руками по одеялу, под которым лежал, разгладил его и вытянулся. Затем произнёс: