От существования к существующему - страница 21

Ужас никоим образом не является страхом смерти. Согласно Леви-Брюлю, первобытные люди проявляют безразличие к смерти как естественному факту. Ужас лишает субъект его субъективности, отнимает возможность частного существования. Субъект обезличен. «Тошнота» как чувство существования — еще не обезличивание, тогда как ужас выворачивает наизнанку субъективность субъекта, его особенность сущего. Это участие в il y a. В il y a, таящемся в глубине каждого отрицания, в «безвыходном» наличии. Это, так сказать, невозможность смерти, универсальность существования вплоть до его уничтожения.

Убить, так же как и умереть, значит искать выход из бытия, идти туда, где действуют свобода и отрицание. Ужас — событие бытия, возвращающееся в лоно отрицания, как будто ничего не изменилось. «И это, — говорит Макбет, — более странно, чем само преступление». В созданном преступлением небытии бытие сгущается до удушья и действительно вырывает сознание из «убежища» сознания. Труп — это ужасное. Он уже несет в себе собственный призрак, возвещает свое возвращение. Привидение, призрак представляют собой саму стихию ужаса.

Ночь придает призрачный вид еще наполняющим ее объектам. «Час преступления», «Час порока»: преступление и порок также несут на себе отметину сверхъестественной реальности. Сами злоумышленники тревожат, как привидения. Такое возвращение присутствия в отрицание, невозможность избежать анонимного нетленного существования составляют глубинную суть шекспировского трагизма. Рок античной трагедии становится фатальностью неотпускающего бытия.

Тени, привидения, ведьмы — не только дань Шекспира своему времени или остаток отработанных материалов; они позволяют постоянно передвигаться по той границе бытия и ничто, где бытие проникает в ничто как «пузыри земли» (the Earth hath bubbles). Гамлет отступает перед «не быть», потому что предчувствует возвращение бытия («Скончаться. Сном забыться. Уснуть... и видеть сны»[22]). Появление тени Банко в «Макбете» также является решающим опытом «безысходности» существования, его призрачного возвращения сквозь трещины, в которые его загнали. «Когда у жертвы череп размозжен, кончался человек, и все кончалось. Теперь... они встают из гроба, чтобы согнать нас с места за столом. Что пострашней, чем ужасы убийства»[23]. «И кончено» невозможно. Ужас не связан с опасностью. «Я отважусь на все. что может человек. Явись медведем русским... чем-нибудь другим, и я не дрогну... Ступай отсюда, скройся, мертвый призрак!»[24]. Макбета ужасает тень бытия: бытия, вырисовывающегося в ничто.

Итак, ужас ночи как опыта Ну а не открывает нам угрозы смерти или хотя бы боли. Эго основной момент всего нашего анализа. Чистое небытие хайдеггеровского страха не составляет il y a. Ужас бытия, противопоставленный страху небытия; страх быть, а вовсе не страх перед бытием: быть во власти, быть отданным чему-то. не являющемуся «чем-то». Когда первый луч солнца рассеивает ночь, ужас ночи уже неопределим. «Что-то» представляется «ничем».

Ужас приводит в исполнение приговор к вечной реальности, «безвыходности» существования.

И синий на меня взирает небосвод.

Откуда предкам вам божественным видна я!

Где спрятаться?.. Пусть твердь раскроется земная!..

Да, да — бежать в Аид! Лишь там укроюсь я...

Но что я? Мой отец — ведь он там судия![25]

Федра обнаруживает невозможность смерти, вечную ответственность за свое бытие в заполненном мире, где. в силу нерасторжимого договора, ее существование полностью утрачивает частный характер.

Таким образом, мы противопоставляем ужас ночи, «молчание и ужас потемок» хайдеггеровскому страху, страх быть — страху небытия. Тогда как страх у Хайдеггера, осуществляющий «бытие к смерти», некоторым образом схвачен и понят, ужас «безысходной» ночи «без ответа» — это беспощадное существование. «Завтра, увы! придется снова жить». Завтра, содержащееся в бесконечности сегодня. Ужас бессмертия, вечность драмы существования, необходимость навсегда взять на себя ее бремя { «Фома темным» Мориса Бланшо открывается описанием il у а (см., в частности, главу II. стр. 13-16). Здесь замечательно сказано о присутствии отсутствии, ночи, растворении субъекта в ночи, ужасе перед бытием, возвращении бытии и лоно всех негативных движении, реальности ирреального.}