От звезды до звезды - страница 32

стр.

Туман рассеялся и видно его было очень хорошо.

– Да ты озверел, кретин! – заорал Йонге, очухавшись.

Болела ушибленная спина, ныли оба колена, грудь пекло и жгло, словно его драли бешеные кошки… да что там кошки, его яут ободрал!

Гривастая фигура поднялась рядом с Рудольфом, и Сайнжа тоже глянул вниз.

– Охренели, скоты помойные! – не мог угомониться пилот. – Рудольф, крыса импотентная! Ты зачем орал? Сука, я весь ободрался! Чуть шею не свернул!

Вопил Йонге так выразительно, что даже Сайнжа проникся драмой и внезапно для обоих напарников отвесил Рудольфу подзатыльник.

От него механик едва не полетел следом за товарищем, спас его только лайнер, оттягивающий чересплечный ремень.

– Ты чего руки распускаешь? – взревел Рудольф, оборачиваясь к яуту и сжимая кулаки.

– Правильно! Так его! Мало врезал еще!


Рудольф тут же перевел все внимание на напарника и в нелестных выражениях сообщил ему, какого он мнения о тех, кто в ночь вместо несения караула устраивается на том, кого нужно караулить, и спит, разве что не пуская слюни от счастья, пока товарищ беспокойно ютится на холодном стекле в обнимку с единственным верным другом-лайнером.

– Ты б еще штаны расстегнул! – закончил Рудольф выступление.

Йонге все это время упорно карабкался наверх, цепляясь потными ладонями за неровную поверхность, но от такого вывода едва не навернулся обратно. С трудом выровнявшись, он все-таки закончил восхождение и с кулаками бросился на Сайнжу.

Будь он чуть более собран или хладнокровен, яуту могло не поздоровиться. Но Йонге распылялся попусту, и его нападки больше уходили в попытки не поскользнуться на стекломассе. В конце концов, яут просто перехватил его сначала за одну руку, потом за другую и выдал страшное горловое рычание, раздув шею, как рогатая жаба. От такого пилот моментально пришел в себя.

– А ну пусти, – процедил он сквозь зубы. – Сид’хаа!

Сайнжа удивленно мигнул и выполнил команду. Йонге прокашлялся, сглотнул, приводя в норму моментально запершившее горло, и полез за маркером.

Рудольф наблюдал с большим интересом, но лайнер уже взял наизготовку. Оглянувшись, Йонге нашел их верный псевдо-планшет и немедленно излил возмущение.

«Так теплее», – ответил Сайнжа, двумя словами перекрыв все написанное.

– И все равно он говнюк озабоченный, – прокомментировал Рудольф.

– Да ты еще больший говнюк, где я столько пластыря возьму? Неизвестно, какую инфекцию эта скотина под ногтями носит. Я уже задолбался пить антибиотики, скоро срать ими стану!

– А ссать уже начал? – полюбопытствовал Рудольф.

Йонге подарил ему взгляд, полный такой ненависти, что напарник явственно смутился.

– Вперед, – процедил Йонге. – Все выспались, пора идти.

«Дай еды», – написал Сайнжа.

«У него возьми», – мстительно перевел стрелки Йонге.

Сайнжа кивнул и решительно направился к Рудольфу. Тот попятился, загородился лайнером и угрожающе набрал комбинацию стрельбы. Уточнять, что именно происходит, он не стал, видимо, чувствуя, что ответа не дождется.


С удовлетворением пронаблюдав за тем, как Сайнжа начинает кружить вокруг механика, Йонге гордо и в полном одиночестве похромал к далекой цели. После поездки на спине яута ему стало значительно лучше, и хромал он больше из осторожности. Раздражала только необходимость придерживать разодранные когтями яута бинты, норовившие сползти с торса. И горчило во рту от очередной дозы спасительной химии.

После пары десятков шагов хромота сделалась меньше, а потом он окончательно размялся, и дальше шагал совсем уверенно. Даже поймал равновесие. За спиной никто не стрелял, да и криков слышно не было, плюс Йонге предусмотрительно бросил там же маркер, поэтому был уверен, что спутники поймут друг друга.

Пару минут спустя его догнал Рудольф. Пошел рядом молча, натужно сопя сквозь респиратор, а потом несильно хлопнул напарника по плечу

– Что еще?

– Вот.

Рудольф почти смущенно протянул упаковку пластыря. Йонге, чье настроение отнюдь не улучшилось от убойной дозы антибиотиков, выхватил пачку.

На ходу разодрав упаковку, он быстрыми движениями заклеил восемь длинных царапин, разлиновавших его грудь и живот. Заодно прихватил и бинты. Пластырь нагрелся и успокаивающе впрыснул небольшую дозу обезболивающих.