Отава - страница 10

Был бы рядом Мишка!

С ожесточением резала лук. Лук не вызрел, но сердитый: лез в глаза, в ноздри. И не понять, отчего текли у девушки по разгоревшимся щекам слезы. Картошка в чугуне закипела. Попробовала вилкой — твердая. Нагнулась за бурьяном. Сжалась вся, услышав позади крадущиеся шаги; не успела обернуться: чьи-то холодные, пахнущие речной тиной руки сдавили виски.

— Ой! — слабо вскрикнула. — Кто это?

Вгорячах подумала — Галка, но руки… Девичье сердечко часто-часто забилось, как у пойманной веснянки. Вырываясь, силилась разнять их, всхлипывала по-детски, не то плача, не то смеясь, но сознаться, что угадала, не хотела.

— Пусти! Пусти! Обессиленная, созналась:

— Ну, Мишка-Мишка захохотал на весь двор.

— Как ты очутился здесь? — Вера испуганно огляделась.

— Через огород. Купался.

Потемневшие от воды волосы его торчали мокрыми сосульками, голубая майка с белым воротничком и шнурками на груди прилипла к телу. Приглаживая волосы, спросил:

— Ты чего?

— Лук резала… злой, собака.

Уловила его взгляд, спохватилась, заливаясь краской; на ней было старенькое платье.

— За бурьяном ходила…

Сбегала в дом, переоделась. Выбрала белое, в каком прощалась. Застегивая на боку крючки, подошла удивительно похорошевшая от нарядного платья и волнения. Мишка раздувал заново огонь.

— Ты же уехал… — она присела на скамеечку. Огонь с треском вспыхнул, обдав Мишку жаром.

— Уехал… Перехватили нас под Котельниковом. Подводу отняли, а нам по шапке… А вы как тут? Кто из хлопцев в станице остался? Долгов здесь?

Вера кивнула.

— А Ленька?

— И Ленька, кажется…

Обирала складки платья, выдергивала какие-то ниточки. Выходило, ее не интересует, в станице Ленька или нет.

— Меня, гады, хотели с собой взять, подводчиком. Ночью удрал. Спасибо, мама ждала.

Вера, слушая восторженный рассказ о мытарствах, какие пришлось пережить ему с матерью, отмечала: как он изменился! Исхудал, глаза ввалились, лицо потемнело, от соленой сальской воды покрылось синевою. И складочка между бровями. Не расходится, даже когда он, показывая белые плотные зубы, смеется.

Загремела щеколда — калитка распахнулась.

— Галка! — ахнула Вера.

Прихрамывая, подошла Галка. Высокая, костлявая; две капли воды — дед. Вздохнула, присела на обдерганную вязанку бурьяна; морщась, стала снимать парусиновый чувяк. Она не удивилась гостю, даже не поздоровалась; насупила безбровое лицо, спросила Мишку:

— Тебя-то ветром каким занесло?

— Восточным.

Поплевав на палец, она погладила растертую до крови пятку. На Мишку покосилась недоверчиво.

— Издалека?

Галка стащила другой чувяк, довольно жмурясь, вытянула натруженные ноги.

— А есть охота-а…

Шевельнула ноздрями, не поднимаясь, сняла крышку с чугуна. Глотнула слюну, улыбнулась обветренными губами. С ног до головы оглядела Веру.

Со страхом ожидала: Галка ляпнет сдуру по поводу ее платья. Но выручил Мишка:

— Где была-то?!

Прожевав картофелину, Галка переспросила:

— Я?

Мишка заметил: она по-особому глянула на Веру. Та без слов поднялась, сняла с плетня ведро и пошла на огород.

— Далеко была… Отсюда не видать.

— Погоди. Верку куда отослала?

Стряхнул со лба не просохшие еще вихры, прищурился.

У Галки проступили на щеках бурые пятна.

— Картошку варить Верке твоей. Мышиного писку боится, а тут… на смерть, может, идешь.

Глаза у Мишки замерцали. Сжал до хруста кулак, стукнул об колено раз и другой, но промолчал.

— А мать за Волгой? Мишка усмехнулся.

— Сказился ты. — В голосе у нее послышался упрек и тревога вместе. — Да вас в станице каждая собака знает. Достаточно одного словечка… Соображаешь?

Слила из чугуна воду, высыпала в чашку пышущую паром картошку.

— На, тащи на веранду. Горячая, гляди, бегом. Я скоро…

Она принесла из погреба постное масло в бутылке, помидоры. Резала хлеб большими кусками.

— Терпения нету. С самого утра — ни былинки во рту. Верка, живей! Ходишь, как дохлая.

Ведро с водой Вера оставила возле кухни. На веранду поднялась нерешительно, подошла к столу боком, села, как гостья.

Ели молча. Осмелился заговорить Мишка.

— Без боев, значит, обошлось тут, в станице?

— Бои в Озерском были. А у нас прошли тучей. Человека, инвалида, застрелили на площади, гады.