Отдать душу - страница 16
– С Изей, – ответил Вах.
– Молодец! Поставь его в холодильник.
Но в холодильнике стоять Изя не хотел, а потому, не обращая внимания на протесты непонятного Ваха, прошел в комнату.
В комнате было холодно и сыро, как в старом промозглом склепе. Изя сразу вспомнил свою бабушку – как она там, родная. Мысленно представил себе обглоданную черепушку и покосившийся гроб, смахнул скупую мужскую слезу. Обглоданный червями скелет подмигнул ему пустой глазницей: «Здравствуй внучек. Приходи, я по тебе соскучилась». Изю передернуло, он попытался отмахнуть столь чувственное видение. Но видение не отмахнулось. Тогда отмахнулся Изя. Видение, потирая ушибленное место, ретировалось.
– Вот ты, значит, как с бабушками! – голос был незнакомый и женский.
Изя повернулся. В углу у массивного дубового стола с резными ножками сидела невзрачного вида женщина. Которая при втором взгляде оказывалась весьма взрачной. Блеснула молния, захлопали окна, затрепетали занавески, из-под стола метнулась черная кошка, полетели вороны, зашумели летучие мыши, забегали пауки, крысы, тараканы, запахло серой и луком, глаза женщины полыхнули дьявольским огнем. «Показалось», – подумал Изя. «Хрен тебе», – подумала женщина. В ответ Изя судорожно сглотнул.
– Ты кто? – спросил он, пытаясь совладать с непослушным голосом.
– Это моя жена, – вмешался взявшийся невесть откуда Фриц, – Глаша.
– Ты женат? – все еще пытаясь сглотнуть, спросил Изя.
– Да. Познакомились на очередном собрании секты евреев-антисемитов. Знакомься, Глаша, это Изя Иванов.
– Еврей? – подала голос Либерштейниха.
– Великоросс, – обиделся за друга Фриц.
– А почему фамилия такая нерусская? – не унималась женщина.
– Дурное наследство, – вывернулся Изя и попытался перевести разговор в иное русло. – И давно вы женаты?
– С тех пор как стали аскетами. Не пьем, не курим, не материмся.
– А спите… – полюбопытствовал Иванов, – на одной кровати?
– Конечно, – искренне возмутился Либерштейн, – на одной, двухъярусной. Она наверху, а я в соседней комнате.
Изя затосковал, поняв, что явно ошибся адресом. Повисла неловкая пауза. Настолько неловкая, что не смогла удержаться и шмякнулась об пол.
– Ну ладно, располагайся, я за водкой, в магазин, – нарушил молчание Фриц.
– Так вы ж не пьете, – радостно удивился гость.
– Мы и не пьем. Аскеза – понимать надо. Мы похмеляемся. Ну, я пошел, – хлопнул древней окосевшей дверью хозяин… и пошел…
Изя поежился, потом еще раз, и еще. Оставаться наедине с Этой: Глашей, Либерштейн, евреем, антисемитом, аскетом, женщиной – он хотел, а потому продолжил ежиться. Застывшая в сыром воздухе тишина не давала покоя. «О чем с ней говорить?» – металось в голове у Изи, и не только в голове. Впрочем, там металось нечто иное.
– Пить будешь? – спросила хозяйка.
– Буду.
– Предсказатель, блин. Садись, – похлопала она по дивану, который принялся весьма эротично вибрировать и постанывать.
Изя недоверчиво покосился на возбужденный диван, но приглашение принял. Диван крикнул: «Ай» – и успокоился. Изя тоже крикнул: «Ай», но успокаиваться не стал.
– Двулик, Двулик, Двулик, – позвала кого-то хозяйка.
В комнату, путаясь в лапах, прибежала собака – по крайней мере, так вначале показалось. Как ни странно, но собакой она оказалась лишь отчасти, а точнее, от двух частей. С обеих сторон тело заканчивалось весьма выразительной задницей. Либерштейниха кинула под стол одну из обильно на нем же валявшихся костей. За ней же устремилась и животинка. Снизу раздались довольные похлипывания. За процессом поглощения Изя решил не наблюдать, а потому перенес свое внимание на спрятанную под распахнутым халатом женскую фигуру:
– Красивое белье.
Хозяйка с подозрением оглядела свое тело:
– У меня ж его нет.
– Вот это и красиво, – подтвердил Изя и перешел к действиям.
Но ему помешали – две холодные, растущие из дивана, волосатые лапы схватили за ноги и с криками: «Моё, моё» принялись запихивать его под диван.
– Наше, – возразила хозяйка. – Ты отпустил бы его, аскеза все-таки.
– Бяка, – обиделись лапы и с ворчанием исчезли под диваном.
В мозгу Изи начали зарождаться смутные сомнения: «Что-то здесь не так. Опять показалось? Слишком часто кажется в последнее время. Вроде еще не пил. Или пил? Нет, я бы заметил. Или не кажется?» И сомнения продолжали зарождаться и сгущаться.