Отдел антимеметики - страница 6

— Возможно, — отвечает Мэрион. — Могу отправить его труп на исследование, как вскроем — посмотрим, что удастся обнаружить. Хотя здесь есть некоторая дуальность. Они — как параллельные вселенные в одном и том же пространстве. Концепция против конкретики, описательное против вещественного. Такие переходы крайне необычны. Не знаю, чем был Клэй, но тело у него было человеческое, а значит, даже по нашим стандартам он очень странный. Как всегда, поиск патовой ситуации продолжается. Если будет прогресс — дам вам знать.

— У этих таблеток есть побочные эффекты? — спрашивает О5-8.

— Тошнота и громадный риск рака поджелудочной железы, — говорит Мэрион. — И очень дурные сны.

Младший научный сотрудник Ким проработал в Фонде целых четыре часа, и уже чувствует себя как выжатый лимон. Первая вводная лекция была подобна наковальне, сброшенной ему на голову. Пришло время обеда, он нашёл в столовой тихий столик в углу, где никто не станет его тревожить, где можно будет жевать и глотать неаномальную еду, пить термоядерной крепости кофе и усваивать непростые уроки сегодняшнего утра.

Достав выданный Организацией мобильник, он раздражённо пролистывает дела тех немногих объектов, к которым имеет допуск. Должно быть, это кто-то пошутил. Иначе они не воспринимаются. Только как очень дурные, мрачные и пугающие шутки.

В наборе Кима ещё десять таких же новобранцев-эмэнэсов, и все они сидят наособицу, за отдельным столом, и оживлённо друг с другом болтают. Кое-где сидят инструкторы и уплетают бутерброды. Столовая, рассчитанная на две с лишним сотни человек, кажется пустынной — кроме них, здесь нет никого. Киму это кажется странным. Зона 41 велика, это три здания с обширными подвалами, сокрытые в лесах центрального Колорадо. Куда все подевались?

В столовую заходит мужчина в сером костюме, смотрит Киму в глаза и целенаправленно шагает к нему. Его костюм выглядит настолько с иголочки, что больно смотреть. У него есть булавка для галстука и платиновые наручные часы размером с добрый будильник. Совершенно неуместный вид. Зона 41 — рабочая Зона. Здесь проводится обучение, инструктаж, научные исследования, ОКР, анализ, и даже содержатся несколько безопасных объектов. Руководству здесь бывать не следует. Так что он за птица? Заблудившийся начальник, который ищет вертолётную площадку? Исследователь или инструктор, одевшийся для желаемой работы, а не для действительной?

— Тот ещё первый день на новом месте, — говорит он, протягивая руку. — Аластер Грэй. Через «э».

— Ким, — представляется Ким. — Пол Ким.

— Очень приятно. Не будет бестактным спросить, что у вас за акцент?

— Нью-йоркский, — сморгнув, отвечает Ким. — Я из Нью-Йорка. А вы — руководитель Зоны?

— Кажется, вы взволнованы.

— А как иначе-то? — спрашивает Ким. — Вы же должны быть в курсе, как проходит вводная лекция. Атомный удар по самолюбию, вот что это такое. Почти всё, что я знал, встало с ног на голову. Всю жизнь я провёл под «защитой» от «опасных» знаний, словно весь мир снаружи — не знаю, песочница для дошколят. И выходить из неё… это унизительно. Для начала. И… — Ким снова моргает. — Погодите-ка, а вы вообще чем здесь занимаетесь? Вы не ответили на мой вопрос.

— А вы не ответили на мой, — возражает Грэй.

— Как это не ответил? — спрашивает Ким. — Я из…

Он осекается. Стройно бегущие мысли внезапно шагают не в ногу и сходят с трассы. Ответ на вопрос Грэя вертится на кончике языка, но слова как-то не выходят.

— Странное дело, — произносит он, мотая головой.

Тут он замечает, что Грэй ходит без бэджика. Вполне может быть случайной ошибкой, хотя и очень грубой. С другой стороны, на руководящую должность в Фонде не попасть, если не обладаешь безукоризненной точностью во всём?

— Кто вы такой? — переспрашивает Ким.

— История вашей жизни была невероятно интересна.

— Что?

— Вы говорили на четырёх языках, — поясняет Грэй. — Сейчас говорите на одном, скоро не будете вовсе. Столь выдающийся ум нельзя портить специализацией, ваше образование состояло из биохимии и сравнительно-исторического литературоведения. Похоже, без постоянного заталкивания в голову чужеродных мыслей вам и жизнь была не мила. Вы, влекомый этой жаждой, объездили весь мир, и каждая страна была для вас подобна высадке на другую планету. Вы заигрывали с антропологией, но мир столь необъятен, что всей человеческой расе не под силу понять его, и уж тем более — одному человеку. Человеческой расы стало слишком много. Её нужно проредить.