Отдельное требование - страница 42

— Второй день всего, а я уж покой потеряла. Шляется где-то, говорит, работу ищет, механик будто. Пашка с ним уж три эмтээса обошел, к председателю водил, а тот все нос воротит. Вечером придет — винищем от него разит...

— Как его зовут? — спросил Стрепетов.

— Димитрием. Димитрий Игнатьичем вроде.

«Дмитрий Игнатьевич! Неужели?!»

— А фамилию вам Павел не называл?

— Пашка — нет. А вот сам хмельной был, так поминал все своих недругов. «Будут, — говорит, — помнить Васюкова!» Али Васина... Точно не упомню.

— Васятин?!

— Правильно, Васятин.

— Татьяна Федоровна!.. Где его вещи? — Стрепетов был так серьезен, что бабка Татьяна молча встала и достала из-под лавки чемодан. Настороженно смотрела она, как Стрепетов взялся за чемодан, смотрела глазами человека, который сам никогда не сделал бы этого — не прикоснулся бы к чужому. Стрепетов откинул крышку. «Что бы я стал делать, будь чемодан заперт? Ведь рука бы не поднялась взламывать у нее на глазах замок!»

Сбоку из кармашка торчал паспорт... Васятин притворялся паинькой. Глаза доверчиво вытаращены, блатная челка превращена в зачес, но даже по крошечной фотографии было видно, какой это злой и здоровенный мужик. Стрепетов слегка пощупал в чемодане — нет ли оружия. Здесь оружия не было. А с собой?

Ну вот, повалили к Раисе обещанные девочки. Ничего девочки. Только не нравятся они мне: лживые уж очень. Даже в глаза бросается. А Раиса-то не обиделась, хоть и поняла, что я ее турнул с расспросами о мотоцикле. Все равно ведь ребята узнают, не сегодня, так завтра. Ну хорошо, пусть хоть завтра, надо сначала самому немного переварить... Что именно переварить? Он задержал опасного преступника. Да, но...

Впервые он, Стрепетов, выстрелил в человека.

Но, впрочем, это Васятин... преступник...

Когда он отважился прийти домой? Среди ночи? Под утро? И что сказала ему бабка Татьяна?..

Предупредительный выстрел. А как иначе напишешь? Не признаваться же, что хотел пальнуть, да опомнился. Вот откуда заноза в душе — он целился, пусть секунду, полсекунды, но целился, впав в охотничий раж! А что, если бы... если бы бабка Татьяна оказалась другой? Была бы она грязной каргой, брызгала слюнями и честила Стрепетова на все корки? Так бы и ахнул в человека, которого никто пока ни в чем не обвинял? Нет. Нечего возводить на себя напраслину. Он бы все равно не выстрелил.

И все-таки что было — то было: в одного стрелял, в другого целился. Потому и нет охоты хвастаться ночными подвигами.

Вид у Головкина был обеспокоенный, и рапорт он взял чуть поспешнее обычного. Должно быть, кто-то уже доложил о ночном возвращении Стрепетова и о том, что оба они — и Стрепетов и мотоцикл — были изрядно потрепаны

Несколько раз Головкин отрывался от рапорта и взглядывал на Стрепетова с новым, незнакомым выражением: Головкин волновался. Всегдашний остро отточенный карандаш нервно постукивал по столу. Стрепетов свирепо затягивался, выпуская дым в приотворенное окно. Он не изображал победителя, не притворялся равнодушным. Курил и ждал разговора. И очень не хотел этого разговора.

«Сейчас окажется, что я упустил вагон формальностей», — тоскливо подумал Стрепетов.

Он загасил окурок, сел к столу, а Головкин все молчал.

— Как начальник, я должен бы прочитать длинную мораль, — сказал он наконец. — Но буду краток... — и поднял все тот же незнакомый взгляд, — не следовало предпринимать в одиночку... подобное мероприятие.

— Так получилось, Аркадий Аркадьевич. Я пытался...

— Надо было что-то придумать, — прервал Головкин с укоризной. — Могло ведь кончиться... м-да... Передайте дежурному мое распоряжение доставить Васятина в наше КПЗ. Нечего вам самому... Вы свободны.