Отец Александр Мень. Пастырь на рубеже веков - страница 14

Батюшка никогда не стремился доказать оппоненту его несостоятельность; он всегда апеллировал к лучшему в собеседнике и разговаривал с ним так, будто тот выше своего уровня, чтобы у человека был стимул подняться над тем, к чему он привык.

Неприятию людей и жизни, враждебности, осуждению, которые были весьма характерны для диссидентских кругов 60–80–х годов, батюшка противопоставлял любовь, сочувствие, милосердие, понимание. И всё, что он делал и писал, пропитано этим духом. Он считал, что книги, где нет беспристрастности, доброжелательности, — это книги инквизиторов, которых лишили возможности сжигать людей на самом деле; так вот они сжигают их на бумаге.

Отец Александр полагал, что люди, для которых весь мир состоит из одних негодяев, — это те, у кого в душе царит зло, поэтому и кругом они видят одно только зло. А батюшка полагал, что живя в действительно трудных условиях, советские люди удивительным образом сохраняли человеческий облик. Он говорил, что они могли бы быть намного хуже, и мы должны удивляться тому, что они сохранили какую‑то человечность. Сам отец Александр всегда старался в любом человеке найти что‑то возвышенное, позитивное и сокровенное (в каких бы формах это ни выражалось) — найти, так сказать, его религиозный центр.

Библейская мудрость учит, что чистого и святого в человеке мало (не зря говорится в псалме: «Вот я в беззаконии зачат, и во грехе родила меня мать моя», т. е. грешен человек от рождения, по природе). Самое лучшее, если в личности изначально есть просто «человеческое» — невыдуманный, нелицемерный, истинный гуманизм. Это начало должно в человеке проявиться, а потом он должен почувствовать, что этого недостаточно, что, возможно, задумано о нём нечто большее.

Лишь с тем, у кого есть истинно позитивные принципы (доброта, справедливость, творчество, любовь к истине), можно говорить о большем, о том, чего ему не хватает. А тот, у кого все человеческое изъято из жизни, придя в Церковь, превращается в подобие старца Ферапонта из «Братьев Карамазовых». Его позиция — образец отрицательного, «закрытого христианства», граничащего с изуверством.

Отец Александр хотел, чтобы его ученики, выросшие во вражде к советской идеологии, не заразились чувством ненависти к «чужим», но учились христианской проповеди у апостола Павла на примере его обращения к жителям Афин [20]. Апостол говорил о неизвестном, но почитаемом горожанами Боге, исходя из убеждения, что искра Божия дана каждому человеку, и надо только найти слова, которые помогут людям вернуться к сердцевине своего собственного «я», найти лучшее, что есть в их душах.

Напротив, говорил батюшка, «тот, кто оскорбляет другого, кто его унижает, кто, даже имея сокровища веры, ставит себя выше и гордится этим, тот никогда не добьётся успеха. Никогда не проникнет в человеческую душу и сердце, и вообще, такой человек неправ. Потому что злом добра никогда не посеешь».

Батюшка знал, что те люди, которые ещё вчера являлись врагами Церкви, но по натуре своей были романтиками, идеалистами, потом вполне могли стать членами его паствы. Именно к ним можно было обратиться с настоящей христианской проповедью, именно тут можно было надеяться на настоящее обращение. И куда меньше шансов было в работе с циниками, заражёнными мещанской рассудительностью, с теми, кто ни во что не верил, сумел обуржуазиться при коммунистах и забыл о поисках смысла жизни.

Что для отца Александра было абсолютно неприемлемо, так это вульгарный материализм в его низших формах, любая форма пошлости.

Работу с интеллигенцией отец Александр вовсе не считал для себя тяжёлым крестом, гораздо труднее ему было иметь дело с косностью и невежеством. Он любил людей творческих, внутренне свободных, независимых. К ним он относился особенно бережно, никогда не «ломал», осторожно вёл ко Христу. Батюшка старался «ювелирно» поворачивать их мышление, освобождая от стереотипов и идеологии, научая свободно и широко мыслить. Он всячески поощрял творческий рост, считая, что в этой жизни человек должен стремиться к максимальному развитию своей души, своих дарований.