Отец марионеток - страница 2

Но Фео не согласился. Лет двадцать назад он бы просто взял молокососа в охапку и выкинул из хижины, лет десять назад – указал бы на дверь, но сейчас… Сейчас он всего лишь буркнул: «Я подумаю».

Берт удивился. Он сильно удивился, глаза его распахнулись широко и весело. Что такое? – говорил весь его вид, – в твоем ли положении торговаться? А потом эти глаза сложились в узкие щелки-бойницы, и там вспыхнули злые искорки. Он ведь пришел, как победитель, за капитуляцией, а победа обидно выскальзывала из пальцев, привыкших крепко хвататься за все блага этой жизни. Старик видел, что Берту очень хочется сказать – сдохни! – и понимал, почему он этого не говорит. Старый кукольник со своими марионетками делал то, что этому юнцу и не снилось. Секреты мастерства трудно ухватить на лету, они передаются от учителя к ученику, а Берт не хотел быть учеником, он жаждал быть хозяином и даром получить то, за что другие расплачиваются годами терпения и покорности.

Поэтому молодой кукольник только снисходительно усмехнулся. И сказал, рассматривая хижину: «Хорошая еда, вино, крыша над головой, теплая постель…» Помолчал и добавил: «Каждый день!» А когда уходил, задержался в дверях и внятно произнес: «Ну-ну. Подумай». И хлопнул дверью.

Фео прислонился спиной к стене и устало закрыл глаза. Дремота одолевала, но он не хотел спать, потому что в последние дни видел один и тот же повторяющийся сон. Снилось ему, что в хижину входит старик, похожий на него самого, только более бледный и костлявый. Он шаркает по земляному полу, надрывно кашляет, ставит в углу свою косу, затем ковыляет к стене, снимает с гвоздей марионеток и одну за другой швыряет в жаркое пламя очага. Что ты делаешь, кричит Фео, зачем? Постой! Но старик не слышит, он угрюмо и монотонно делает свою работу. Королей – в огонь! Принцесс – в огонь! Героев и злодеев, уродов и красавиц, стариков и детей, слуг и господ – всех в огонь, без разбора! Когда последняя марионетка вспыхивает, охваченная пламенем, старик медленно поворачивается к старому кукловоду и смотрит на него в упор своими черными пустыми глазницами. Фео протягивает руку к огню, видит серебристую нить, протянувшуюся от ладони, и в изумлении замечает, что он тоже стал марионеткой, и от его рук и ног тянутся вверх, в темноту под потолком, упругие нити. А старик, кашляя, уже бредет в угол и возвращается оттуда, сжимая в костлявых руках сверкающую косу. Нет, шепчет Фео, не надо, но страшный гость безжалостно размахивается и рассекает первую нить, вторую, третью… Нити лопаются звонко, как струны, а старик все не унимается, и вдруг кукловод видит, что на самом деле это Берт машет косой и весело кричит: «Все думаешь? Ну-ну!» И уже последняя нить отчаянно звенит, натянутая до предела, а жуткая коса замерла, словно в раздумье, и Фео не в силах отвести взгляд от языков пламени, безумно пляшущих на отведенном в замахе остро отточенном лезвии…