Отец невесты - страница 9

– Неужели она не спрашивала, куда я исчез?

– Я сказала, что ты ушел воевать.

– Но к тому времени, как ей исполнилось восемь лет, война закончилась.

– Мама объяснила Дайане, что ты погиб.

– А разве она никогда не спрашивала об этом у тебя? В таком возрасте она наверняка засыпала тебя вопросами о моей смерти. Что же ты ей отвечала?

– Просто уклонялась от ответа. И никогда не говорила ей напрямую, что ты мертв.

– Но и ничего не отрицала.

Укоризненно взглянув на Расса, Синтия выпалила:

– В моем положении отрицать что-либо было немыслимо, особенно слова моей матери. Может, ты забыл, в какой нужде я жила? Меня вышвырнули из дома, от меня отреклись. У меня не было денег, кроме тех, что оставил ты. Тебе известно, что почти месяц после твоего исчезновения я жила в нашей прежней квартире? – При этом воспоминании на глаза Синтии навернулись слезы.

Гнев Расса мгновенно утих.

– Я же велел тебе отправляться домой!

– Мне нужен был не дом, а ты! – выкрикнула она, не обращая внимания на собственную несдержанность. Очевидно, Расс считал, что она без всяких проблем вернулась к роскошной жизни. Ему следовало узнать, сколько страданий она вынесла! – Я надеялась, что ты передумаешь и вернешься. Я любила тебя, а ты – меня. Мне хотелось верить, что со временем все уладится. А потом кончились деньги, и мне не осталось ничего другого, кроме как с покаянием приползти к матери.

– Она не заставила тебя долго каяться.

– К ее чести, она сразу приняла нас, – подтвердила Синтия, вновь обретая сдержанность. – Не стала попрекать меня прошлым. И, видя мое горе, взяла на себя многие мои обязанности. Вздумай она сказать, что ты умер где-нибудь под забором с перепоя, я не стала бы возражать.

– И ты позволила бы ей сказать такое Дайане?!

Синтия долго медлила с ответом. Ей хотелось отомстить Рассу за причиненную боль, но мстительность была не в ее характере. Наконец, устав от внутренней борьбы, она покачала головой:

– Вряд ли. Я не допустила бы, чтобы Дайана считала тебя никчемным пьяницей. И не разрешила бы оклеветать тебя.

Выслушав это признание, Расс понял, что ненависть не убила в Синтии все чувства к нему.

– Спасибо, – еле слышно произнес он.

В наступившем молчании Расс внимательно вгляделся в ее лицо, заново привыкая к знакомым чертам. Кожа Синтии, несмотря на возраст, осталась прежней – гладкой и шелковистой, и, хотя Расс видел, что она пользуется косметикой, ее макияж был искусным и почти незаметным. Время не тронуло скульптурную выразительность линий ее лица, не лишило губы мягкости, а изумрудные глаза и медовые волосы – ярких, насыщенных оттенков. Расс помнил, как эти волосы укрывали их обоих живой завесой во время поцелуев. Сейчас они были убраны в тяжелый узел, если не считать нескольких выбившихся прядей. Расс задумался о том, остались ли волосы Синтии такими же длинными, как прежде.

– Пожалуй… – хрипло выговорила она, прокашлялась и начала снова: – Пожалуй, я все-таки сяду. – Ноги держали ее не так надежно, как хотелось бы – взгляд Расса всегда оказывал на нее подобное действие, – и, кроме того, вопрос о его роли на свадьбе остался открытым. Усевшись на предложенный Рассом стул, Синтия положила ногу на ногу, сложила руки на коленях и вскинула голову, надеясь, что держится невозмутимо и с достоинством. – Что касается твоих взаимоотношений с Дайаной…

– Я не брошу Дайану, – твердо заявил Расс, – и никогда не откажусь от нее. Однажды мне уже пришлось покинуть ее – потому, что у меня не было выбора, – но больше такое не повторится. Дайана – моя дочь. Всякий скажет это, увидев нас вдвоем.

Последнее заявление Расса Синтия не собиралась оспаривать. Она помнила, с какой болью, особенно в первые тягостные годы, отмечала сходство Дайаны с отцом. Со временем яркая индивидуальность Дайаны оттеснила это сходство на второй план, но бывали моменты, когда взгляды или жесты дочери вновь напоминали Синтии бывшего мужа.

– Я вовсе не пыталась отрицать, что она твоя дочь, и не прошу тебя расстаться с ней. Я всего лишь хочу знать, разрешишь ли ты моему деверю повести ее к алтарю.

– Почему для тебя это так важно?