Отец ребенка - страница 3

— Кофе или чай? — предложил свекор. На стеклянном сервировочном столике рядом с пузатой матовой бутылкой коньяку стоял и вскипевший чайник «тефаль», квадратная банка кофе, деревянная коробочка с заварочными пакетами и приземистая розетка с вареньем. В плетеной корзинке лежало ее любимое печенье — бакинское курабье, на хрупкой фарфоровой тарелке — несколько бутербродов с ветчиной.

— Лучше чаю, — согласилась Оксана. И невольно восхитилась умением свекра создавать естественную обстановку. Валера бы так сразу и не сообразил проявить заботу, подумала она. Наверное, все приходит с возрастом и жизненным опытом.

— Тогда с малиновым вареньем. Замечательное варенье, домашнее, — расхваливал свекор, подвигая розетку поближе к Оксане.

— Уговорили. — Улыбка тронула ее губы. Оксана отхлебывала обжигающий напиток, ароматно пахнущий ягодами, и чувствовала, как ее затопляет волна благодарности к этому седовласому человеку. Она допила чашку и поставила ее на стоящий рядом сервировочный столик.

— Может, еще? — предложил Михаил Алексеевич.

— Нет, не надо. — Она отодвинула чашечку подальше от себя.

— Ну, тогда рассказывай, что у вас там приключилось. — Свекор сел в кресло напротив Оксаны и внимательно посмотрел ей в глаза. Оксана вздохнула и неожиданно для себя рассказала все, что ее волновало. Она сидела на диване, укутанная в мягкий пушистый плед, и рассказывала своему свекру, как они с Валерой мечтали о ребенке, как обратились в клинику, бегали на обследования и с нетерпением ждали результатов и как сегодня ей сообщили, что Валера бесплоден. По ее щекам текли слезы, голос прерывался от неподдельного горя.

— Я не знаю, как сказать ему об этом! — выкрикнула она звенящим голосом и снова зарыдала.

— Не надо ничего говорить, из любого положения есть выход. Можно забеременеть от другого мужчины, — мягко сказал Михаил Алексеевич.

Он поднялся с кресла, подошел к Оксане сзади, обнял за шею, прижался щекой к ее волосам.

— Бедная моя малышка.

Поцелуй в шею был скользящим, легким, но Оксана ощутила, как напряглись его мускулы. Она почувствовала себя маленькой девочкой — слабой и беззащитной, ей захотелось, чтобы этот сильный и надежный мужчина взял решение ее проблем на себя. Ей были приятны его прикосновения, его ласковые поглаживания, и, сама того не ожидая, скорее импульсивно, чем осознанно, она повернула к нему голову и поцеловала в губы. Он ответил на поцелуй, потом сел рядом с ней на диван. Какое-то время они сидели молча, пытливо изучая друг друга, потом он хрипло прошептал:

— Это будет самым правильным, — и, взяв ее за руку, потянул к себе. Он не торопился, целовал ее долго, умело, лаская грудь под теплым махровым халатом, доводя до неистовства. Он обжигал ее своим горячим дыханием, сводил с ума хриплым шепотом, околдовывал нежностью, льющейся из глаз. Она закрыла глаза и со стоном прижалась к его сильному телу. — Девочка моя, — выдохнул он между поцелуями, помогая освободиться Оксане от одежды. Первобытное желание было сильнее разума, и Оксана отдалась ему не раздумывая.

Раскаяние пришло потом, Оксана, сжавшись в комочек, по-щенячьи заскулила от нестерпимого стыда, моментально ожегшего душу.

— Ксанка, что с тобой? — Михаил Алексеевич приподнялся и с тревогой посмотрел на нее. — Я обидел тебя?

— Нет. — Она помотала головой, отчаянно отводя от него взгляд. — Я сама себя обидела, — неслышно прошептала она одними губами. Он обнял ее, прижал голову к своей груди и своим неповторимым, хрипловатым голосом начал успокаивать.

За окном окончательно стемнело, начали зажигаться фонари.

— Валера, наверное, волнуется. Я всегда его предупреждаю, когда задерживаюсь. — Оксана высвободилась из рук мужчины, крепко прижимающего ее к своему телу, осторожно отстранилась и потянулась за одеждой. Все это время в голове билась одна-единственная мысль: «Что я наделала!» Оксана никогда не изменяла мужу, он был ее первым и единственным мужчиной, грехопадение показалось ей катастрофой. «Чтобы совершить такое, надо напрочь лишиться разума», — подумала она, и чувство вины перед мужем нахлынуло вновь. Целая буря чувств пронеслась по Оксаниному лицу, заставила его печально нахмуриться. Ей захотелось орать, визжать, реветь белугой и топать ногами в ужасе от содеянного. Михаил Алексеевич, пристально наблюдавший за невесткой, был неплохим психологом.