Отель «Тишина» - страница 7

стр.

А еще женщины чаще пишут предсмертные записки. Иногда всего лишь несколько слов: «Моему любимому, который вернулся к своей жене», и добавляют о себе: «Что же до меня, то я — акварель, а ее легко смыть». Вирджиния Вулф оставила любовное послание своему мужу, а потом, надев пальто и набив карманы камнями, утопилась в реке Уз. «Не думаю, что два человека могли быть счастливее, чем были мы», — написала она. Другие прощаются проще, например, как поэт, бросившийся с палубы корабля в воды Мексиканского залива со словами «Будьте все счастливы».

Мое внимание привлек тот факт, что почти все эти мужчины и женщины были моложе меня, некоторые даже лет на двадцать. Самый кризисный возраст — тридцать плюс-минус год, один автор романов решился в тридцать два, другой в тридцать три, есть еще тридцатичетырехлетний поэт, Маяковскому было почти тридцать шесть, Павезе — сорок один. Тридцатисемилетний рубеж сложно дается художникам, и далеко не у всех получается через него перешагнуть; музыканты еще моложе: Брайан Джонс, Джими Хендрикс, Дженис Джоплин, Курт Кобейн, Эми Уэйнхаус и Джим Моррисон, — всем им на момент смерти было двадцать семь. Я уже преодолел тот возрастной рубеж, когда творческие люди умирают.

Видимо, обычный человек — совсем другое дело.

Мне скоро исполнится сорок девять

Мужчина

Разведен

Гетеросексуал

Не обладающий властью

Не живущий половой жизнью

Умелый

Рубец — это ненормальное кожное образование, возникающее вследствие заживления ран или повреждений

Сван стоит на выложенном плиткой кухонном полу в одних носках и повязывает фартук, на нем футболка с надписью Shit happens.

Я наблюдаю, как он надевает красную варежку-прихватку, открывает духовку, вытаскивает решетку, на которой стоит форма с кексом, и проверяет его вязальной спицей.

— Еще семь минут, — говорит он, наливая сливки в миску и включая миксер.

Повернувшись ко мне спиной, Сван сосредоточился на процессе приготовления. Взбив сливки, снимает насадки и, ополоснув, засовывает в посудомоечную машину.

Я же размышляю, когда лучше попросить ружье.

Выкладывая сливки из миски, он признается, что стал замечать у Авроры явные признаки душевного беспокойства. На меня все еще смотрит его спина.

— Никогда не знаешь, о чем думает женщина. С непроницаемым лицом она вдруг принимает решение и объявляет тебе, что больше не любит. Она меняется втайне от тебя.

Достав кекс из духовки, Сван вынимает его из формы, отрезает кусок и внимательно изучает разрез. Убедившись, что кекс пропекся, он осторожно перемещает кусок на лопатку, а с нее на мою тарелку, поддерживая толстыми пальцами.

Сван озабоченно спрашивает, не замечал ли я какие то знаки, прежде чем ушла Гудрун.

Я задумался.

— Она говорила, будто я повторяю все, что она сказала.

Он онемел.

— Повторяешь… это как?

— Ну, когда она мне что-то говорила, я повторял ее слова, меняя утверждение на вопрос.

Лицо Свана — один большой вопросительный знак.

Я поясняю:

— Например, она говорила: «Лотос звонила», а я ей в ответ: «Да, Лотос звонила?» Вот это она и называла повторением.

Вид у Свана такой, словно я предложил свой физический закон черных дыр. Он растерянно спрашивает:

— А почему плохо повторять?

— Нипочему, просто Гудрун не нравилось.

— А что ты должен был говорить — вместо повтора?

Я немного растерялся.

— Ты просил ее не уходить?

— Нет, не просил.

Достав пакет молока из холодильника, он наливает два стакана и пододвигает один ко мне. В памяти тут же всплывает стакан молока и кусок слоеного шоколадного торта с белым масляным кремом, которые мама держит для меня на ночном столике, но то молоко теплое, оно из стального молочника и предназначено для кофе, мне хорошо знаком этот вкус.

Мы оба молчим.

Затем сосед вновь возвращается к теме:

— И теперь ты ловелас.

Я подумал, что ослышался, или мы с ним понимаем это слово по-разному. Однако Сван не из тех, кто говорит метафорами.

Сказать ему, что я не обнимал обнаженное женское тело — во всяком случае, намеренно — вот уже восемь лет и пять месяцев, или с тех пор, как мы с Гудрун перестали спать вместе, и что кроме моей матери, бывшей жены и дочери — трех Гудрун — в моей жизни вообще не было женщин.