Откровение - страница 6

Нет уж, к Светлой Ярости я больше спиной не повернусь. В мои годы таких ошибок не совершают. В мои годы и один-то раз ошибиться стыдно, особенно учитывая последствия, но, признаюсь, удара в спину от Хеледнара я не ждал.

Провидец, мит перз. Прорицатель. Пророк.

Но у Хеледнара достойный отец, рыцарь, безупречный во всем, и в словах, и на деле. У Хеледнара достойная мать, благородная и прекрасная госпожа эльфов. Да и сам Хеледнар… он хороший парень. Просто оказался слишком идейным. До такой степени, чтобы ради идеи пожертвовать идеалами.

Жертва себя не оправдала, но только благодаря Волку. Если б не он, я лишился бы головы. В самом буквальном смысле.

Я надеюсь, Хеледнар ушел бы из мира сразу следом за мной. Чтобы спасти Саэти от неизбежной гибели. Убить меня, не значит уничтожить Звездный, я лишь одно из воплощений, и останься Хеледнар в Саэти (Светлая Ярость без Санкриста, без Звездного, в мире, где и так уже шла война, и где я, кстати, делал работу Светлой Ярости, потому что весы слишком уж склонились на сторону Полуночи) Звездный — настоящий, тот, кого я зову Старшим — явился бы туда незамедлительно.

Мира бы не стало.

Старшего бы это не порадовало. Хеледнара — тоже. Так стоит ли идея того, чтобы наступать на горло идеалам?

Стоит ли мне сейчас тратить время на размышления об этом, вместо того, чтобы идти к Волку, который уже вышел на Обочину и ждет меня? А я остаюсь на Лезвии и откладываю встречу. Потому что есть кое-что, к чему я не успел его подготовить.

Кокрум, Эльрик де Фокс, ты знаешь этого парня много лет, пора бы уже понять, что он способен принять любые перемены.

Новый выход на Дорогу слегка напугал, как будто посмертные дары опять потекли в никуда, не залечивая, не возвращая жизнь, лишь удерживая ее в израненном теле Князя. Но наваждение тут же ушло. Просто иллюзия. Дурные ассоциации. А даже если б Дорога действительно вытягивала из него жизни, ради возможности увидеть Эльрика не жаль было всего запаса посмертных даров.

Огромного, к слову, запаса. Счет шел на десятки тысяч. И большая часть этих жизней была подарком Князя. Вот кто умел убивать. Шефанго! Куда там недоученному демону-людоеду.

Зверь направил Блудницу поперек звездной мостовой и хмыкнул, вспомнив о том, как вытянул страх и боль из незнакомцев, узнавших о болезни сына. Собственная жадность не поддавалась никакому разумению.

А непроглядная тьма над пылающими звездами распахнулась в синее небо, в синее море, в тончайшую взвесь облаков. Нефтяная платформа, возносящаяся над волнами, показалась издалека ажурной, кружевной. Чуждая этому месту — безлюдному, ненавидящему людей — но такая красивая!

Живая.

Блудница скользнула над волнами, взлетела выше, пронеслась над платформой, выбирая место для посадки.

На палубе было четыре круга, отмечающих посадочные площадки. Один из них затемняла тень вертолета. Машины не было, был лишь силуэт, отпечатавшийся на пластиковых плитах, как Тень Хиросимы.

Зверь без колебаний посадил Блудницу именно в этот круг, в перекрестье вертолетных лопастей. Она так захотела, и с чего бы ему с ней спорить?

Ринальдо не объяснил, что такое Обочина. Особое место, для каждого свое — вот и вся информация. Остальное предстояло выяснить самостоятельно.

Почему нефтяная платформа? Почему не аэродром, не какой-нибудь ангар с машинами — болидами, вертолетами, без разницы, главное, что с летающими? Чья тень осталась в посадочном круге, так понравившемся Блуднице?

Что тут было? Что-то, не сохранившееся в памяти, но отпечатавшееся в душе…

Тень Хиросимы.

Эльрик появился рядом с Блудницей.

Не тень, не призрак. Огромный, жуткий, настоящий. Красные глаза отразили солнце, сверкнули как алые бриллианты. Волосы, заплетенные в косу, текли белым золотом. Черный шелк одежды — как изузоренный вороненный металл.

Эльрик. Настоящий. Но еще не живой… пока — больше меч, чем существо из плоти и крови.

— Коса? — спросил Зверь.

Ну, конечно, о чем еще спрашивать вернувшегося из мертвых, если не о прическе?

Князь, наверное, подумал о том же. Мечи, вообще, думают?

Понял он, во всяком случае, правильно. Остался стоять, где стоял. Безропотно позволил взять себя за руку — левую, металлическую, живую только с виду. Так же терпеливо вынес хватание за косу. Потом Зверь взял его правую руку, живую по-настоящему, и запутался в эмоциях, то ли своих, то ли княжьих.