Откровения немецкого истребителя танков. Танковый стрелок - страница 49
Все, что смог сделать лейтенант Якоб, а также водитель и радист, было наблюдать происходящее. Наш заряжающий чувствовал себя все это время как человек, который слушает матч по бейсболу, вместо того чтобы смотреть его по телевизору.
Перед лицом такого перевеса в нашу пользу второй Т-34 продолжал атаковать нас. На него одного было развернуто три PzIV с исправными пушками, а его напарника уже отправили в утиль. У двух задних танков из трех был прекрасный вид на этого бедолагу, и ему достанется из двух стволов, что оставит его навсегда на пшеничном поле. Никто не спасся. Советские клещи даже на минуту не стали укусом аллигатора.
Две мысли все еще беспокоили нас — два оставшихся Т-34 и гаубицы, все они молчали, пока их соратники шли вперед. Ну что ж, настало время сыграть с Советами эмпирическую танковую шутку. В каждом
PzIV, о котором я что-нибудь слышал, хранился серьезный запас осколочных снарядов — просто потому, что бронебойные пускались в ход гораздо чаще. Наш трюк должен был дать нам возможность потратить хотя бы несколько осколочных.
Мы хотели устроить упрощенный вариант стрельбы вилкой — то есть попадать в цель, последовательно стреляя левее, правее и в центр — или правее, левее и в центр. Наш план состоял в том, чтобы вместе начать сразу с центра, где над пшеницей справа от дороги был виден шлем советского танкового командира. Для этого трюка нужна была самая точная координация действий всех танков.
Дистанция до Советов была 300 м, так что не было нужды пристреливаться, попадая с недолетом, с перелетом и, наконец, точно в цель; в любом случае такой прием работал на ровной местности, а не на той, на которой стояли Т-34.
Нужно было послать осколочно-фугасные гранаты надо всем зерном, растущим перед нами на склоне холма, чтобы они взорвались среди колосьев прямо перед лицом командира Т-34. Осколки сделают всю работу. Нужен был еще снайперский выстрел. Наши опытные наводчики были на него способны.
Не менее опытные водители были готовы сыграть свою роль в плане. Каждый из них, под управлением наводчика, — после того как «кожаный шлем», выглянув еще раз, нырнул вниз, — на самой нижней, «ползучей», передаче, без ненужного шума двигателя-9 поднялся до точки, с которой наводчик увидит — повторяю, увидит, — что мушку его заряженного орудия ничто не перекрывает и она приподнялась над гребнем холма. Наводчик, как никто другой в танке, следовал словам Immer soviel [so weit] wie notwendig, und nie mehr [weiter] als genug («Всегда столько, сколько нужно, и не более чем достаточно») — истине, которую мне передал, к слову сказать, лейтенант Якоб по тому же поводу, когда я был наводчиком в Литве.
Если бы часть экипажа Т-34 собралась выскочить через верхний люк, в дело должны были вступить мы в своем раненом PzIV и наш МГ-34. У Т-34 в башне не было боковых люков. По крайней мере, часть экипажа должна была использовать люк на верху башни. Если они хотели сбежать после попадания, там они и должны были показаться, двигаясь быстро, как кролик в норе, по пятам которого бежит кровожадный хорек.
Все были на своих местах, и когда кожаный шлем командира Т-34 выскочил для обзора из колосьев у дороги, неизбежно настал момент прицельного выстрела. Три осколочных снаряда мгновенно ушли в его сторону, каждому потребовалась треть секунды, чтобы долететь. Его кожаный шлем не спас его от множества быстрых, как молния, осколков такой мощности.
Не было никакой лихорадочной суеты у верхнего выхода из Т-34, лишившегося командира, так что наши водители, под управлением командиров танков, слегка отодвинули танки назад, где они стояли до того, как их сдвинули с места, превратив в расстрельную команду.
Может быть, шум наших двигателей заставил испуганных Советов рвануть с холма. Может быть, они получили приказ. В любом случае фырканье дизеля и лязг гусеничных цепей сказали нам, что предпоследний танк был dawai («ушел»), и, конечно, не в сторону нашего холма.
Обычной полевой проверкой танковой 75-мм пушки на меткость было попадание с первого осколочного снаряда в неповрежденное окно или закрытую дверь брошенного дома на дистанции 1000 м; считалось, что перед поставкой в армию орудие приводилось к нормальному бою именно на эту дистанцию.